– Здравствуйте, – сказал он, слегка покраснев, – у вас ко мне дело?

– Да.

– Изложите.

– Я хочу знать, почему вы здесь.

Гоголь усмехнулся, покачал головой и неторопливо прошёлся из угла в угол, заложив руки за спину. У Маринки было сколько угодно времени, чтобы ждать. И она ждала. Может быть, минуту. Может быть, год. Но остановился Гоголь внезапно. Решительно повернувшись к ней своим длинным носом, он заявил:

– Я здесь потому, что хочу здесь быть. Замка в двери нет. Извольте удостовериться.

– Я заметила. И что, часто она проходит мимо оврага?

На лице классика вновь возникло смущение. Но он сразу вновь осмелел и даже вошёл во гнев.

– Послушайте, барышня! Вы, конечно, очень красивы, но не настолько, чтоб задавать мне вопросы с такой развязностью. Перед вами – не шут гороховый. Понимаете?

– Ха-ха-ха, – без смеха и без улыбки отозвалась Маринка, – во-первых, всё-таки шут. Учительница по литературе нам объясняла, что Хлестакова вы наделили своими собственными чертами. А во-вторых – выходит, красивой женщине вы готовы простить развязность, а некрасивой – нет? Николай Васильевич, вы неправы. Тут мне гораздо ближе позиция Достоевского. Он сказал, что красота спасёт мир. А вы, получается, признаёте за красотой право мир погубить?

– Она его не погубит, – решительно возразил Николай Васильевич, покачав головой, – она непременно свернёт с этого пути, поняв, что перестаёт быть самой собою. Это – инстинкт самосохранения, наиболее сильное из всех чувств. Ему противостоять не может никто.

– А панночка ваша? Ей, как мне кажется, это очень даже под силу.

Во время этого разговора огонь в печи ослабел, и в комнате стало как-то уж очень зябко. Маринка, одетая куда легче, чем Николай Васильевич, первой это почувствовала. Заметив, что у неё посинели губы, Гоголь присел на корточки перед печкой и бросил в пламя пару пачек тетрадок. Пламя вновь разгорелось и загудело. На лбу Маринки выступил пот.

– Почему вы топите печь тетрадками? – поинтересовалась она, – что, разве нет дров?

– Как видите, – сказал Гоголь, выпрямившись, – дров нет. А без огня – холодно.

– Что в тетрадках?

– Мёртвые души.

– А, второй том?

– Не только. Просто мёртвые души.

Маринка всё поняла. Ей сделалось жутко.