Император Михаил находился в 200 милях (321,8 км), в своем лагере у города Метеорий в Анатолии, и спал, когда прибыл гонец. Его разбудила сестра Ирина и сообщила полученные вести, но он поверил ей, лишь когда ему протянули брошенные Балдуином регалии. Михаил немедленно занялся приготовлениями, и 15 августа 1261 года въехал в столицу. Вначале в город внесли икону Божьей Матери Одигитрия («Указующая путь»), написанной, как всем было известно, святым Лукой, а затем через Золотые ворота вошел император, пешком проследовавший по традиционному маршруту до храма Святой Софии, где патриарх Арсений провел вторую церемонию коронации. На этот раз короновали только Михаила и его жену, а их младенца Андроника объявили престолонаследником. Что касается Иоанна Ласкариса, десятилетнего соправителя Михаила, его оставили в Никее, и все о нем позабыли. Прошло чуть больше четырех месяцев, и на Рождество он был ослеплен – как раз в свой одиннадцатый день рождения[88].

Латинская империя в Константинополе с самого начала отличалась безобразием. За 57 лет своего существования она ничего не добилась, ничему не содействовала, не испытала ни одной минуты славы или признания. После 1204 года она не совершила никаких территориальных завоеваний и вскоре съежилась до размеров разрушенного и разграбленного города. Чудо, что она вообще просуществовала так долго. Из семи ее правителей ни один не попытался понять своих греческих подданных, не говоря уж об их языке, а ее рыцари тем временем потихоньку возвращались на Запад, союзники от нее отворачивались, казна стояла пустой. Можно сказать, что ее падение было еще более позорным, чем зарождение: горстка солдат разрушила ее за одну ночь.

Оставленное Латинской империей мрачное наследие повлияло на весь христианский мир, а может, и на мир в целом, поскольку греческая империя так и не оправилась от духовного и материального урона, нанесенного ей в эти роковые годы. Ее самые великолепные здания превратились в руины, прекраснейшие произведения искусства были украдены или уничтожены, и потому ей не удалось восстановить свой моральный дух. До латинского завоевания Византия была единой и неделимой и находилась под властью одного равноапостольного василевса. Теперь этого единства не существовало. Были императоры Трапезунда, все еще упрямо сохранявшие независимость на Черноморском побережье; были деспоты Эпира, всегда готовые радушно принять врагов Константинополя. Будучи разделенной на части, могла ли греческая империя оставаться последним восточным оплотом христианства перед нашествием ислама?