– Я ухожу не только из-за оплеухи, – произнесла она спокойно, и это зловещее спокойствие привело Бена в ужас и убило в нем последние остатки надежды. – Я ухожу из-за всего. Дженни права: мы можем работать и в другом месте. Где Дженни встретит нормального мужчину, такого, каких у тебя здесь не бывает. Бен, чтобы срубить дерево, нужно сто раз ударить по нему топором, но падает оно от последнего удара. Вот в чем дело. Будь здоров! Но боюсь, ты плохо кончишь.

И они с дочерью поскакали прочь. Вскоре топот копыт стих вдали.

– Ведьмы проклятые! – пробурчал Бен. – Бросить меня одного на хозяйстве – посреди зимы!..

Он медленно вернулся в дом, взял веник, оставленный Мэри, и подмел пол в трактире. Потом убрал со стола грязную посуду, вымыл ее и отправился в пристройку, чтобы выбрать из своих запасов подходящую винтовку.

– Эта, пожалуй, подойдет, – произнес он вслух и прибавил для собственного утешения: – Топ заплатит за все. Я расскажу ему такую историю, что он зарыдает от умиления. Я сдам ему жилье на всю зиму, чтобы не торчать здесь одному в этой проклятой дыре. Он стреляет как бог. К тому же пьет за троих. Топ заплатит. Клянусь дьяволом, это тот, кто мне нужен!

Прошел год, с тех пор как Маттотаупа и Рогатый Камень вернулись в прерии дакота. Вновь наступила зима. Она была суровой и долгой. Настала весенняя пора, но Скалистые горы от вершин до предгорий все еще были покрыты снегом. Белые пушистые подушки на еловых лапах днем подтаивали, но ночью капли воды снова превращались в ледяной бисер, искрящийся в лучах раннего солнца.

Поезд, идущий на восток, из Сан-Франциско в Чикаго, миновал последний, построенный на головокружительной высоте виадук в Скалистых горах и, пыхтя и дымя, покатился по лесистым склонам вниз, на голую равнину. Вечерело. Уже осталась позади станция при последнем форте, расположенном в предгорьях. Дальше расстилалась бесконечная, унылая степь. Строительный лагерь, находившийся здесь когда-то, давно прекратил свое существование. До следующей станции было еще далеко. В пассажирском вагоне у окна сидела пожилая дама с густо напудренным лицом, явно очень следившая за своим внешним обликом. Она лениво жевала печенье, устремив скучающий взгляд на монотонный пейзаж за окном. Прерия простиралась до самого горизонта, над которым догорали последние краски заката. На землю медленно опускалась тьма. Загорелись первые звезды.

– Ужасные места, – вздохнула дама. – Совершенно никчемная земля. Здесь даже скот разводить нельзя. Кейт, подай мне, пожалуйста, книгу.

Сидевшая рядом с ней бледная девушка лет семнадцати открыла сумку и протянула ей роман. Дама углубилась в чтение и, казалось, позабыла обо всем на свете. Два господина, расположившихся у противоположной стенки вагона и, судя по всему, спавших, открыли глаза. Одному из них девушка на вид дала лет тридцать. Он был хоть и не элегантно, но хорошо одет. В одежде сквозила нотка нарочитой небрежности. Каштановые волосы – единственное во внешности молодого джентльмена, что было предметом его особой заботы, – уже немного поредели; именно поэтому он уделял им особое внимание, не желая прежде времени сверкать лысиной. У него было умное лицо, в черты которого так глубоко въелись следы пережитых лишений, злоупотребления алкоголем, легкомысленного жизнелюбия и презрения к людям, что бросались в глаза даже человеку неопытному.