Там, где мужчины собирались, чтобы устроить дружеское состязание во время охоты или рыбалки, они тоже полагались на свою удачу и помещали себя под ее защиту. Нам сообщают, что ссоры по поводу богатых рыбой мест сводили на нет все их усилия, и мы знаем, что желание избежать поражения находило и другие способы выражения. Поэтому команда корабля считалась святой, а само судно было духовным аналогом дома – мы находим здесь ту же самую глубокую связь в размышлениях поэта, когда он называет дом кораблем очага. Украшения на его корме обладали той же силой, что и почетное сиденье хозяина; борт превращал слова клятвы в целое и полное, подобно тому как это делали копье и щит; проживание на корабле или около него давало человеку ценность домашнего мира.

Во времена, когда клан обновляется и приобретает великую силу, святость дома усиливается и обнимает своей силой всех. Домашний фрит превращается в праздничный фрит, а неприступность перерастает в неприкосновенность. Если во время жертвоприношения, свадьбы или тризны в доме происходит убийство, то совершивший его не находит себе места для раскаяния и становится вечным отщепенцем, «волком в святом месте». Святость дома так усиливается, что может даже проникнуть в рабов и передать им человеческую жизнь, как показано в шведских законах, где существовал эдикт, требовавший, чтобы за убийство раба во время одного из крупных праздников выплачивался полный штраф. Здесь слово «святой» достигает величайшей высоты, но и самого сурового звучания, как в шведских законах, когда пару новобрачных называют святой и этим словом обозначают места, где они сидят.

С фритом праздника, с совершенством домашней святости мы входим в тишину, которая царит в самом святом из домов, куда запрещено входить с оружием. Там, где открываются двери храма, удача сама себя объясняет, но здесь имеется еще кое-что, и, чтобы понять, что именно, мы должны перейти от мирской жизни к церковной. Но в реальности этот переход существует только для нас; для германского ума переход из человеческой жизни в божественную происходил непрерывно. В святости человек встречается с богами. Святое место – это место, где живут «силы».

Глава 8 Храм

Глава 8

Храм

На севере Европы мы имеем на пример народа, который покинул свою землю и переселился в новые края. Он заселял их не постепенно, готовя новую почву для древней культуры, но одномоментно, обосновавшись на далеком заморском острове – в Исландии. Из саг о Торольве и Торхадде мы знаем, что думали эти переселенцы, покидая родную землю, и как они восприняли новую. Одновременно саги рассказывают нам об их заветной мечте, которой они предавались в своей спокойной жизни на родине. Вытащить из земли столбы, окружавшие сиденье хозяина дома, и забрать землю со святого места было вовсе не легко. Новая страна, куда они отправлялись, была совсем другой, не такой, как их милая родина, и у новых поколений исландцев, несомненно, были очень веские причины обратить свои взоры на землю своих отцов. После принятия христианства исландские пилигримы стали совершать паломничества в Норвегию, но о людях, посещавших древние святые места, мы практически ничего не знаем. Сохранился лишь один очень маленький, но необыкновенно ценный рассказ, попавший в «Книгу о занятии земли» (Landnamabok), о том, что Лофт каждое третье лето приезжал в Норвегию, чтобы приносить жертву в капище, построенном в Гауларе Торбьёрном, его дедом, за себя и за Флоси, брата матери, объявленного в Норвегии вне закона («Книга о занятии земли. Часть пятая»).