Жизнь человека была не менее священной и в чужом доме; любой напавший на него в этом месте оскорблял честь и святость жившей здесь семьи, совершив два непоправимых преступления вместо одного – фрит внутри дома был так прочен, что святости убитого человека не наносилось никакого ущерба даже тогда, когда он навлекал на себя месть. Если преследуемый не совершил никакого ужасного преступления, его противник обязан был соблюсти определенные формальности перед тем, как убить его или захватить в его же доме. Лишь человек, объявленный судом вне закона, не имел права на убежище; когда его святость, то есть жизнь, у него забиралась; он, словно ветка, падал с дерева, и любой человек мог его убить, не опасаясь ничьей мести.

У тех членов клана, которые жили в пределах самого узкого круга удачи, святость была самой сильной. Женщины были полны ею до такой степени, что нападение на них считалось не простым оскорблением, а настоящим преступлением. Их безопасность обеспечивали особые законы. Самому суровому осуждению жители Норвегии и Исландии подвергали бездумное нарушение этих законов.

В центре общества, где мужчину привлекали к ответу за всякое грубое слово, произнесенное в адрес другого мужчины, стояла женщина. Именно она определяла степень наказания и хорошо осознавала свою власть, когда, не скрывая своих чувств, высказывалась по поводу достойного или, наоборот, недостойного поведения мужчины. Тот, кто попадался на язычок женщине и слушал, какие слова она обрушивает на его голову, никогда не пытался остановить этот поток теми же средствами, какими он заставил бы замолчать мужчину. Если же он забывался до такой степени, что поднимал руку на женщину, то стоило надеяться, что рядом окажется добрый друг, который остановит его и помешает совершить это подлое дело. Тем не менее причиной такой терпимости было вовсе не то, что слова женщины обладали меньшей силой, чем слова мужчины; наоборот, оскорбивший женщину человек испытывал особый душевный дискомфорт, ибо слова женщин обладали двойной силой, как и их советы, поскольку исходили непосредственно от божественных сил. «Германцы считают, что в женщинах есть нечто священное и что им присущ пророческий дар, и они не оставляют без внимания подаваемые ими советы и не пренебрегают их прорицаниями», – сообщает Тацит.

Германские предсказательницы были вполне реальными историческими фигурами. Тацит сообщает об одной такой пророчице – деве из племени бруктеров, которая своими советами и предсказаниями руководила войной своих соплеменников с римлянами; после победы она получила в награду самые лучшие трофеи: «В правление божественного Веспасиана мы видели среди них Веледу, долгое время почитавшуюся большинством как божество; да и в древности они поклонялись Альбруне и многим другим, и отнюдь не из лести и не для того, чтобы впоследствии сделать из них богинь». Задолго до Тацита его соотечественники с содроганием смотрели на старух, которые бродили босиком в белых одеждах среди воинственных кимвров, предсказывая будущее по знакам, которые видели в принесенных в жертву пленниках.