В своде законов «Эстгёталаг» подчеркивается не столько религиозная, сколько социальная значимость пива. «Что надо сделать, чтобы жениться?» – спрашивает один человек, другой отвечает: «Нужно устроить два пира – на одном попросить родителей отдать ему дочь в жены и пообещать ей утренний дар; после этого нужно устроить второй, во время которого опекун отдаст ему свою родственницу в жены. Вслед за этим приходит время для оружейной чаши; ее нужно распить из того же кубка, из которого пили до этого». Обеты, данные женихом в ходе брачного обряда, считались священными, а потому обязательными для выполнения, что гарантировало законность и незыблемость брака.
Естественно, нам хочется назвать формали и молитвы, произносимые во время праздника, и это желание освящено самой историей, ибо христиане использовали для молитвы во время жертвоприношения те же слова. Но старая формула так же далека от христианской молитвы, в которой человек просит у Бога благословения или милосердия, как и от торга с незримым обитателем Асгарда, когда человек умоляет его принять жертву, а взамен даровать свою мил ость. Когда стало ясно, что формали должны служить новому Богу, необходимо было в первую очередь избавить их от всего личного. Мольбы остались, но от древней напористости и уверенности, которые яростно вторгались в молитвы и требовали исполнения просимого, пришлось отказаться. Торжественные слова mael heill, что в переводе означает «да будет это сказано в силе удачи»; этот крик, который звучал как радостное восклицание при известии о приятных новостях или во время торжественных клятв, когда делались какие-то заявления или предупреждения, принадлежал старому, искренне верующему человеку, который остался таким же и после принятия новой религии. Но когда христианин произносил слова: «И пусть Бог дарует мне удачу», он демонстрировал то, что отличало язычника от христианина: первый спокойно ждал, когда проявится эффект его слов, а последний мог только надеяться и верить, что своенравный бог снизойдет до его просьбы.
Для язычника формали больше чем просьба или мольба – это хамингья. Он использует ее как боевое оружие и вонзает в своего оппонента. И как всякое другое оружие, оно требует от того, кто его поднял, силы и умения, а чтобы управляться с ним умело, человек должен находиться в контакте с его внутренней сущностью; оружие должно стать частью его души, исполниться его воли. Оно должно не просто лежать в его руке, а служить ее продолжением, получая силу из сердца человека.
Когда Эгиль вступил в противостояние с конунгом Эйриком Кровавая Секира, он установил шест с насаженным на него лошадиным черепом и произнес слова заклятья: «Я воздвигаю здесь эту жердь и посылаю проклятие конунгу Эйрику и его жене Гуннхильд. – Он повернул лошадиный череп в сторону материка. – Я посылаю проклятие духам, которые населяют эту страну, чтобы они все блуждали без дороги и не нашли себе покоя, пока они не изгонят конунга Эйрика и Гуннхильд из Норвегии. Потом он всадил жердь в расщелину скалы и оставил ее там. Он повернул лошадиный череп в сторону материка, а на жерди вырезал рунами сказанное им заклятье»[111]. Формали, наделенное волей и мыслью, способно преодолеть любое расстояние и достичь цели.