Этот эпизод помогает нам понять, как происходит блот; он не вырывается из течения жизни, но с неумолимой силой неизбежного проистекает из того, что мы называем естественным ходом событий, когда земля дает плоды, а солнце светит на небе.

Глава 11 Во имя урожая и мира

Глава 11

Во имя урожая и мира

Собрание людей с целью жертвоприношения – высшая форма социального взаимодействия. Благословение блота заключалось в том, что рог или кубок наполняли особым напитком – элем, или пивом, который варят и в других случаях, но по сути своей коренным образом отличающимся от него. Эль – не что иное, как удача предков, благодаря которой и существует сам клан.

В наш просвещенный век такие сакральные понятия, как «обетная чаша», «чаша мира» или «чаша Одина», утратили былую реальность. В отличие от наших предков, мы не способны вмещать такие абстрактные понятия, как обет, мир или божество, в кубок с вином или пивом, они видятся нам как нечто возвышенное, надмирное, оторванное от земной тверди, не способное заключаться в каком бы то ни было сосуде. Известное в древности изречение: «Эль – это мир, вместилище и источник мыслей и памяти, хамингья, душа и божество» – воспринималось нашими предками буквально, мы же воспринимаем его искаженно, нас ослепляет поэтическое сияние, скрывая истинное значение этих сакральных понятий и заменяя его суггестивной расплывчатостью.

Северные германцы, говоря о жертвенной чаше (bragar-full), использовали устойчивый эпитет «полная» – его значение хорошо характеризует цельность, наполненность, изобилие и то, что отличается полнотой. Другим священным словом является «вейг»[112], которое, каким бы ни было его первоначальное значение, выражает идею силы и чести. Южные народы выражают эту истину в своем священном слове «минни».

Слово «минни» имеет необычную историю. Оно было культовым термином у южной ветви тевтонских народов и имело в германском языке то же значение, что и слова «полный» и «вейг» в старонорвежском. Когда обычай произносить слово над чашей был преобразован в христианский обряд освящения, это слово проникло на Север, принесенное туда вместе с гильдейскими статутами, но благодаря средневековым рассказам об обычаях язычников было присвоено чаше для освящения. Автор королевской саги «Красивая кожа» еще хорошо понимал различия в значениях этого слова, ибо, говоря о древних обычаях, он пишет, что чаши во время поминального пира (арвэля) наливались так же, «как сейчас наливают минни». В северных языках слово «минни» приобрело новый оттенок значения – «чаша памяти», а язык, в согласии с христианскими идеями, подводил мысль все ближе и ближе к тому, чтобы назвать минни речью или благодарственной молитвой во славу Господа или святого.