Изменения, которые произошли в формулах под влиянием христианства, тесно связаны с тем, что слово перестало быть приложением к действию – или, по крайней мере, приобрело возможность применяться без оного. Для современного ума молитва ограничивается одними словами; для язычника она служила помощницей в церемониальном акте. И если она имела свое собственное наполнение, то только потому, что слова получали свое воплощение в действиях. У того, кто произносил тост, в руках был рог или кубок; он произносил слова над напитком и отдавал ему должное, прежде чем передать соседу. Слова и питье имели равный вес в современном смысле этого слова. Они становились единым целым, поскольку присваивали имя и подтверждали его, воплощали в себе соглашение и завершение сделки, обещание и его исполнение, ибо один – это целое, и его обратная сторона входила в состав этого целого. Одна сторона без другой – это меньше чем ничто – она была неудачей и оскорблением.

Самым сильным оскорблением было передать рог с проклятием, ибо это было равносильно подписанию смертного приговора. В легенде о несчастных любовниках Хагбарде и Сигне это звучало как выпить горькую чашу. Когда Хагбард стоит у виселицы, королева радуется – сейчас она отомстит обреченному герою за смерть двух ее сыновей, которых он убил. Она предлагает ему чашу и говорит такие слова: «Выпей эту чашу смерти и, когда ты вкусишь вино, спустись в царство мертвых». Нет ничего ужаснее, чем принудить человека выпить свое собственное проклятие («Деяния данов. Кн. 7»).

Применение формали в экстремальных условиях, когда человек близок к гибели, позволяло надеяться на незамедлительную помощь высших сил, и помощь эта нередко проявлялась весьма отчетливо. Именно блот помог гренландскому путешественнику Торгильсу – хотя он и был христианином и верил, что действует по-христиански, – преодолеть последнее тяжелое испытание в Северном Ледовитом океане. Голодные и измученные, его люди работали веслами, чтобы войти в устье фьорда, но из-за сильного встречного ветра не могли продвинуться ни на шаг; вскоре их силы иссякли, а жажда стала невыносимой. В конце концов один из них сказал: «Я знавал когда-то людей, которые, умирая в плавании от жажды, смешали собственную воду (мочу) с морской и так спасли себе жизнь». Торгильс ничего не ответил; он молча смотрел, как моряки наполняют ковш; но, когда они собрались сделать глоток, он промолвил: «Дайте эту воду мне, я скажу слово над чашей (maela fyrir minni). Злой тролль преградил нам путь, но мы не опустимся до того, чтобы пить собственные нечистоты!» – и вылил содержимое ковша за борт. В этот миг с воды поднялась птица, похожая на кайру, и полетела на север. Моряки последовали за ней и вскоре приблизились к берегу. Торгильс не завершил обряд «освящения» жертвенным возлиянием, ибо хотел лишь помешать свершиться святотатству, но его слова произвели должный эффект, поскольку он произнес над чашей формали жертвоприношения.