Праздник жертвоприношения теперь открыт для нас во всей своей глубине. Блот – это преображение жизни, затрагивающее все аспекты жизни. Праздник наступал как перерыв в текущих событиях и побуждал жизнь течь дальше, наполняя человека таким могуществом, что он на краткий миг воспарял над обыденностью. Каждое действие и каждое слово становилось вечным и действенным, влияющим на судьбу рода. Блот – это творение в самом глубоком и широком смысле этого слова. Во время жертвоприношения люди вбирали богов в себя и черпали животворную влагу из источника хамингьи. Но, с другой стороны, они создавали богов и саму жизнь. Закалывая жертвенное животное и вкушая освященное мясо, они впитывали в себя жизнь этого обиталища хамингьи и одновременно преумножали свои стада. Когда все сказано, правда выходит на поверхность; блот – это не люди, создающие богов, и не боги, создающие людей, а настоящий акт созидания, из которого происходят боги, люди и все остальное.

Осознание значимости действа и благоговейное напряжение охватывало участников блота, сопровождало каждый шаг и действие, потому что от этого зависело не только будущее общины, но и судьба всего мира. Это напряжение, шаг за шагом, ослабевало в ходе обряда, преобразующего мир возможного в мир реального. От человека к человеку по залу передавался рог, взгляды присутствующих обращались к тому, кто его получал; его голос звучал в тишине, и все собравшиеся ждали, что будет: слетят ли его слова с губ без запинки, опустошит ли он рог до дна – все это определяло удачу и честь.

Жертвоприношение свершалось в состоянии всеобщего напряжения, но не страха. Жрец, проводивший обряд блота, не мог не обладать глубочайшей верой в то, что его слово способно преобразовать реальность. Как только уверенность в своих силах покидала жреца, ни он, ни его клан уже не могли проводить обряд освящения; скрыть это было невозможно, так сила эта обладала отчетливым религиозным сиянием, способным подчинять волю людей, побуждать их покоряться определенному порядку вещей.

С принятием христианства преданность этому празднику не исчезла бесследно. Мы находим его отголоски в уставах средневековых гильдий, касающихся обрядов, которые братья должны были соблюдать на пиру. Все было тщательно продумано. Прежде всего, по кругу шла чаша минни, безо всякого перерыва. Все сидели в благоговейном молчании, вовлеченные в действо, не покидая своего места и не погружаясь в сон на лавках во время торжества. Каждый участник пира поднимался с места и достойно исполнял свой религиозный долг, выпивая чашу до дна, прежде чем сесть. Были обговорены наказания, налагавшиеся на тех, у кого она выскальзывала из рук, на тех, кто отказывался принять ее из рук соседа или встать и чествовать чашу, которую ему передали. Запрещалось также стоять и произносить тост с оружием за поясом или с покрытой головой. В требованиях относительно того, что надо было делать и чего следовало избегать при произнесении тоста, и заключалось исполнение ритуала. И в самом деле, тот факт, что правила должны были неукоснительно соблюдаться, а в случае их нарушения человек должен был подвергнуться наказанию, не может не усиливать производимое на нас впечатление, ибо эти правила отдавали дань традиции, и их соблюдение было лишь свидетельством глубоко укоренившегося обычая.