На оккупированном Востоке условия жизни сотрудников лагерей были не столь идиллическими. В сравнении с нищетой местного населения, а тем более с заключенными, лагерные сотрудники жили на островках комфорта. Представление о немцах как о высшей расе действительно нашло здесь свое воплощение. Элементы апартеида имели здесь более выраженный характер по сравнению с Германией, в том числе благодаря пространственному отделению от местного населения, которое контактировало со своими новыми хозяевами только в качестве их слуг и подчиненных. Кроме физической дистанции, серьезные различия имелись и в уровне жизни. В воспоминаниях часто встречаются описания контраста между жалкими фигурами заключенных концентрационных и иных лагерей и откормленными, хорошо одетыми охранниками (а часто и членами лагерного актива заключенных) [Mailänder Koslov 2009: 195–256; Matthäus 2003].

Эта дистанция была установлена в официальном порядке: любые личные контакты между персоналом лагеря и заключенными были запрещены, как, разумеется, и любой обмен подарками или услугами, а главное, как и любые несанкционированные посягательства. Идеология внедрялась не столько с помощью прямой обработки, сколько путем официальных приказов и практик: заключенные считались врагами, угрозой (в том числе личному здоровью) и подонками. Учитывая грязь, вшей и свирепствовавшие эпидемии, в особенности на оккупированных территориях на Востоке, страх заразиться был велик, и физический контакт с заключенными происходил исключительно при помощи сапог и дубинок. Руководство лагерей носило перчатки и в любом случае нечасто сталкивалось с заключенными. Они сидели за письменными столами в аккуратных офисах [Mailänder Koslov 2009: 152–157, 222].

В то же время лагерные работники находились в «дисциплинарной сфере», то есть они также были объектом военной дисциплины и наблюдения, а их время и поведение регламентировались жесткими правилами. Контроль и наказания исходили как сверху, так и от коллег. Такие условия обеспечивали чувство безопасности и комфорта: люди вместе отмечали праздники, иногда даже вместе участвовали в оргиях, жили относительно обычной жизнью за пределами лагеря, с обычными семейными и рабочими заботами. Эта обстановка, физическая безопасность, обусловленная избавлением от необходимости служить на фронте, выступала своего рода «абсорбером морального шока» [Kirstein 1992: 59].

Была некоторая неопределенность для по большей части молодых лагерных сотрудников – контроль вступления в брак. Члены СС и женщины-надзирательницы могли заключать брак только после изучения их свидетельств об арийском происхождении и официальных справок о генетическом здоровье. Коротко говоря, дисциплина в частном пространстве мира лагерного персонала коррелировала с чрезмерным насилием в их окружении, воспринимавшемся как враждебное, были ли это лагеря или более широкое пространство оккупированных территорий с присущими им вездесущими партизанами и саботажем.