Разрушение границы между ссылкой и тюремным заключением в 1930–50-е годы составляет фактор, чрезвычайно важный для понимания последующей истории пенитенциарной системы в России. Вместо того чтобы нанести смертельный удар ссылочной системе – мера, назревшая очень давно, – в ходе ликвидации ГУЛАГа после 1953 года было произведено слияние изгнания с правом и без права передвижения в единую пенитенциарную форму, которую Пьячентини и я определили как «тюремную ссылку» [Piacentini, Pallot 2014]. Последние полвека показали, что в России практика ссылки в качестве наказания и в карательных целях является глубоко укоренившейся реакцией на преступность, социальные девиации и оппозиционную деятельность – даже после того, как в 1953 году прекратились массовые депортации, а после 1991 года ссылки были исключены из арсенала наказаний, к которым могут прибегать суды. Выразители радикальных взглядов на культуру, такие как Филип Смит, обычно видят в «тюремной ссылке» очень значимый символ, свидетельствующий о стремлении российского государства очистить общество от зла, грязи и беспорядка. Сам факт публичной ссылки в отдаленные колонии М. Б. Ходорковского, П. Л. Лебедева, О. Г. Сенцова, И. И. Дадина, Pussy Riot, бесчисленных крымских татар и других осужденных за реальные и мнимые преступления, показывает, что наказание в России – это в значительной мере коммуникативный процесс, цель которого – сообщить, что нарушение общественного порядка может принимать злонамеренные формы, требующие в ответ символического наказания в виде ссылки.
«Ужасы транспортировки»
«Ужасы транспортировки»
Транспортировка, понимаемая в пенологическом смысле как система изгнания или высылки, неизбежно принуждает заключенных к совершению дальних путешествий. Реформаторы пенитенциарной системы в духе Бентама понимали, что даже краткие переезды на пути к пенитенциарному учреждению дают осужденным возможность поразмышлять и раскаяться в своих действиях, так что, пережив «страшную пытку» в процессе физической транспортировки, они прибывают на место преображенными. Фуко также видел в «камере-вагоне» место протекания паноптических процессов [Foucault 1977: 264]. Исторически сложилось так, что транспортировка заключенных традиционно сопровождалась обычными для тюремного заключения признаками деградации: в пути их ожидали скудный паек, лай собак, непрерывный надзор, жесткий контроль людского потока, утрата самоидентичности и автономности – неотъемлемые атрибуты наказания, вне зависимости от места назначения, будь то тюрьма, колония, каторжные работы или спецпоселение [Pallot, Piacentini 2012: ch. 6; Moran et al. 2014; Moran et al. 2012].