Передав трубку Захарию, Чан сунул опийную горошину в пламя, та вспыхнула, и он выкрикнул:

– Готовы?

– Да!

Захарий уже выпустил весь воздух и, как только горошина оказалась в драконьем глазу, глубоко вдохнул, наполнив легкие текучим, словно жидкость, густым, маслянистым и чрезвычайно душистым дымом, который вмиг его затопил и одурманил.

– Чувствуете, мистер Рейд? Сейчас внутри вас сила, что движет миром. Откиньтесь, отдайтесь ей.

Захарий отвалился на подушки, вдруг ощутив биение пульса не только в запястье и горле, но во всем теле. Сердце гнало кровь так мощно, что он буквально чувствовал ее бег по жилам. Необычное впечатление заставило взглянуть на свою руку: кожа сильно покраснела, словно все поры открылись, излучая цвет крови.

Казалось, глаза его стали зорче, ибо различали мельчайшие трещины в потолочных досках, а слух острее – плеск забортной воды прямо-таки оглушал. Захарий смежил веки, наслаждаясь чувством невесомости и отдаваясь воздействию дыма, точно приливной волне.

Настала очередь Чана. Сделав затяжку, он отложил трубку и откинулся на валик кушетки.

– Знаете, почему меня тянет к опию, мистер Рейд? Потому что по складу своему я садовник, люблю цветы, а этот дым – суть цветочного царства.

Голос его растаял.

Чуть позже Захарий обнаружил, что Чана в комнате нет, а он наедине с девушкой. Впервые за все время она подняла голову и посмотрела ему в глаза, губы ее тронула легкая улыбка. Захарий не мог оторвать взгляд от ее лица, казавшегося чем-то знакомым, вот только чем? Он протянул руку и провел пальцами по ее щеке, и тогда вдруг явился ответ: девушка невероятно похожа на миссис Бернэм. Сходство еще больше усилилось, когда руки ее, нырнув ему под халат, обежали его тело, а потом она стала и вовсе неотличима от оригинала, приняв его в себя.

Захарий держал ее в объятьях, чувствуя неуемный голод, который всегда его охватывал в постели с миссис Бернэм, и на пике наслаждения даже выкрикнул ее имя. Но едва оно сорвалось с губ, как Захария накрыло виной, и он пристыженно замер, напугав девушку, решившую, что она допустила какую-то оплошность.

– Нет-нет, ты ни при чем, – успокоил ее Захарий. – Дело во мне.

Она, конечно, его не поняла. Не зная, как ей это объяснить, Захарий взял ее руку и шутливо ударил себя по щеке – мол, наказан я. Хоть очень легкий, шлепок ожег кожу, под воздействием опия еще не потерявшую особую чувствительность. Ощущение, однако, было удивительно приятным, как будто этим наказанием Захарий искупал вину.

Он снова себя ударил, чуть сильнее, и стало еще приятнее. Похоже, девушка поняла, чего он хочет, и принялась игриво лупить его по лицу, спине и голой заднице. Наслаждение было велико, но Захарий сообразил: надо остановиться, иначе его ждет второй заход на все, включая трубку.