Тереза, все еще не веря, что промахнулась, ударила сержанта стволом, однако попала по руке Харперу, и тот ухватил не самого Хейксвилла, а его ранец. Хейксвилл взвыл, рванулся; лямки лопнули, и ранец остался у Харпера в руках. Хейксвилл видел кивер, но путь преграждал Шарп с палашом, и сержант издал низкий, протяжный стон: он нашел свою мамочку считаные недели назад, и вот снова приходится расставаться. Его мать, единственная, кто его любил; это она послала своего брата снять Обадайю с виселицы, а теперь она потеряна навсегда.

Он снова взвыл, взмахнул штыком, метнулся к окну, вышиб остатки ставня и перепрыгнул через балкончик.

– Стой! – Харпер кричал не Хейксвиллу, а Шарпу и Терезе, которые загородили ему путь.

Он обогнул их и сдернул с плеча семистволку, из которой не стрелял в бреши. Спрыгнув на мостовую, Хейксвилл не удержался на ногах; сейчас он поднимался, и Харпер не мог промазать. Ирландец с усмешкой спустил курок, ружье с силой ударило в плечо, окно заволокло дымом.

– Готов, мерзавец!

С улицы донесся издевательский смешок. Харпер замахал руками, разгоняя дым, перегнулся через перила. В тени двигалась одинокая фигура с непокрытой головой, шаги тонули в криках беснующихся солдат. Хейксвилл был жив.

Харпер покачал головой:

– Этого мерзавца не убьешь.

– Он всегда так говорил.

Шарп выронил палаш, Тереза с улыбкой протянула сверток, и он заплакал, сам не понимая отчего, и взял дочь на руки, прижал к груди, поцеловал, чувствуя губами кровь на ее шейке.

Ребенок, дочь, Антония. Плачущая, живая. Его дитя.

Эпилог

Эпилог

На следующий день их обвенчал священник, который трясся от страха, потому что грабежи еще продолжались, крыши пылали и с улиц доносились крики. Солдаты Шарпа, те, что подошли с ним к дому, выкинули вон пьяных и вычистили двор. Странное это было место для свадьбы. Клейтон, Питерс и Гаттеридж с заряженными ружьями в руках стерегли ворота, по двору плыл едкий дым, и Шарп не понял из службы ни слова. Харпер и Хоган с идиотским, по мнению Шарпа, выражением блаженства на лицах наблюдали за церемонией. Когда Шарп сказал Харперу, что женится на Терезе, сержант завопил от радости. Он панибратски похлопал Шарпа по спине, словно они в одном чине, и объявил, что они с Изабеллой желают молодым счастья.

– С Изабеллой?

– Та малышка, сэр.

– Она еще здесь? – Спина у Шарпа ныла, словно в нее угодило четырехфунтовое французское ядро.

Харпер покраснел:

– Думаю, может, она захочет остаться со мной на чуток, понимаете. Если вы не против, сэр.

– Против? С чего мне быть против? Но как ты, черт возьми, понял? Ты же не говоришь по-испански, а она не знает английского.