Далеко не всегда плаванье обходилось благополучно. Могли застрять на перекате и томительно ждать, пока подоспеет буксировщик на помощь; расходившаяся волна могла выбросить судно на берег. А один свирепый осенний шторм разбил и потопил баржу с погруженным в Бурлю-Тюбе оборудованием для временной электростанции. Ее пуск потому задержался до середины лета 1935 года.
Словом, трудностей каждый день возникало такое множество, что у молодого комсомольского секретаря голова шла кругом. А когда они становились совсем уж неразрешимыми, он шел в райком партии, к Титу Степановичу Назаренко, к начальнику строительства — Василию Ивановичу Иванову.
Иванов получил направление и поехал в Бертыс прямо со строительства Сталинградского тракторного. Бывший матрос-минер вступил в партию большевиков в 1917 году. Участник гражданской войны. У него не было особого образования, но природная сметка, организаторский талант, решительность в самых невероятных положениях — все это в те годы сделало Иванова видным хозяйственником, который умел совершать невозможное: например, строить медеплавильный комбинат в забытом богом углу, оторванном от Большой земли, лишенном путей сообщения… Иванов был одним из первых у нас в стране, кого наградили орденом Ленина.
Человек крутого нрава, он не только по имени и отчеству напоминал Чапаева.
Однажды начальник строительства взял с собой Волкова, когда на потрепанном «фордике» кинулся вдогонку большой группе рабочих, самовольно ушедших пешком к станции Арганата. Краснобаи вербовщики наобещали черт те что, говоря об условиях на Балхаше, где, по их уверениям, рос необыкновенного вкуса виноград.
Винограда на Балхаше тогда не было. А «черт те что» случалось.
«Фордик» обогнал идущих вразброд людей. Иванов вышел, хлопнул дверкой и стал на дороге — в обычном своем полотняном кителе и такой же, из полотна, фуражке.
— Уговаривать примчался? — крикнул Иванову рябой худощавый мужчина, рядом с которым стояла утомленная тяжелой дорогой молодая женщина.
Волков, переминаясь с ноги на ногу, думал, что же делать, если люди просто обойдут их стороной и направятся дальше. Не стрелять же в них…
Иванов продолжал молчать. И тут обрушился целый град выкриков, упреков, обвинений.
— Не пускаешь?! Уперся на дороге, — запальчиво кричал кто-то. — Я хоть в палатке буду жить, зимой — в палатке!.. Но ты дворца мне не сули! Дурака из меня не строй!
Потом уже нельзя было разобрать слов. Все кричали. Нельзя было понять, что кричит им в ответ, ожесточенно размахивая руками, Иванов.
Внезапно все стихло.