Аббат, нервно запинаясь, поприветствовал четверых высоких гостей у себя в аббатстве. Произнося молитву, он воззвал к Господу, прося его указать путь к миру и согласию. После прибытия Генриха и Джона обстановка стала более враждебной. Наши и французские рыцари посматривали через комнату на спутников Генриха, а те отвечали им такими же ядовитыми взглядами.
– Приступим, мессиры, – сказал Ричард резко. Генрих кивнул. Филипп улыбнулся. – Я здесь, чтобы потребовать назад замки в Берри, из коих многие оказались в руках французов.
Герцог посмотрел на Филиппа.
– Это и моя цель, – сказал Генрих. – Но гораздо важнее заключить прочный мир. Затяжная война не приносит выгод никому, кроме дьявола.
– И брабантцев, – добавил Джон, скривив губы.
– Не можешь сказать ничего умного, помолчи, – рявкнул Ричард.
Надувшись, как обиженный ребенок, тот подчинился.
– Моя первейшая задача – возвратить земли, утраченные Раймундом Тулузским, – заявил Филипп.
Они принялись перебрасываться, довольно вежливо, названиями замков и крепостей в Берри и в графстве Тулузском. Прошел час – согласия не наблюдалось. Потянулся второй, и начали проявляться трещины. Генрих первым возвысил голос. Затем настала очередь Филиппа. Ричард держался дольше всех, но в итоге даже он начал отпускать язвительные ремарки в адрес отца и Джона.
Аббат вмешался, на короткое время восстановив мир, но вскоре Генрих снова заорал на Филиппа, обвинив его в том, что он наполняет уши Ричарда ложью. Герцог возразил, что французский король – его дорогой друг и хорошо относится к нему, в отличие от самого Генриха, которому дела нет до собственной плоти и крови.
Вступил Филипп, заявив брызгавшему слюной Генриху, что он никудышный отец и всегда был таким.
– Разве иначе стали бы твоя жена и три сына столько раз восставать против тебя? – воскликнул Филипп. Взгляд его переместился на Джона. – Единственный, кто хранит верность, делает это только с расчетом выудить из тебя побольше, пока есть время.
– Вы заходите слишком далеко, сир! – воскликнул Генрих, побагровев от гнева.
Филипп пожал плечами.
– Он говорит правду, – сказал Ричард.
Джон выглядел как кот, у которого отобрали мышь, но ему то ли хватило ума не вступать в перебранку, то ли не хватило духу. Я склоняюсь в пользу второго.
– Это возмутительно! – вскричал Генрих.
Пара рыцарей – горячие головы, те, что несли караул в коридоре, – взялись за мечи. Фиц-Алдельм и человек рядом с ним сделали то же самое, как и несколько рыцарей Филиппа. Через мгновение оказалось, что лишь Овейн и я не обнажили наполовину клинки.