– Я был в городе, как и тысяча других людей герцога, – заявил я с вызовом. – Ты готов поверить слову любого пьянчуги? Когда твой брат нашел свой конец в притоне, я не пил в той кишащей крысами лачуге. Нет. Я стоял на коленях в часовне и возносил благодарность Господу.

– Ты был в той таверне и пошел за моим братом на улицу, где и убил его. У тебя руки в крови, я знаю. – Фиц-Алдельм приблизил свое лицо к моему. Изо рта у него воняло. – Я за милю чую лжеца. Тот жандарм сказал мне правду, а вот ты врешь.

Желчь подкатила у меня к горлу, так силен был мой страх. Возможно, тот солдат видел меня в таверне.

– Следите за языком, сэр! – Я сглотнул и изобразил улыбку. – Тот малый способен похвастаться доброй репутацией? Знает ли он людей, способных подтвердить его слова? – Фиц-Алдельм замялся, и я воскликнул: – Так я и знал, что нет! А мой оруженосец Рис, давно доказавший свою преданность герцогу, поклянется, что я до рассвета пробыл в часовне.

У Фиц-Алдельма заходили желваки.

Я встретился с ним взглядом, отдавая отчет, что малейшая тень страха в моих глазах укрепит его подозрения.

– Поставь того жандарма, – я произнес это слово с презрением, – перед герцогом, а я приведу Риса. И посмотрим, кому поверят.

Борьба, которую мы вели, была незримой, но титанической.

– Были и другие свидетели, – прошипел он.

– Однако жандарму не удалось их представить, – парировал я.

Фиц-Алдельм не ответил, и это доказывало, что я прав.

– Не будь здесь дамы, я бы выбил из тебя истину.

Тут меня охватило спокойствие. Я нашел его уязвимое место.

– Как негалантно, сэр! Даже не знаю, как посмотрит на ваше поведение королева Алиенора. Что до герцога…

Он отшагнул, лицо его по-прежнему было перекошено от ненависти.

– Мы еще не закончили.

– Не закончили, Фиц-Алдельм.

Я постарался, чтобы он увидел, как мои пальцы скользнули по эфесу кинжала.

Выругавшись, он крутанулся на каблуках и умчался по коридору.

Когда он ушел, у меня вырвался тяжелый вздох. Я взял над ним верх, но едва-едва. При первой возможности он вернется в Саутгемптон и будет искать солдат. Если обнаружатся другие очевидцы, я пропал. Единственным утешением служило то, что этого еще не случилось, а значит, либо жандарм врал насчет своих товарищей, либо те давно сгинули или умерли.