Ксантипп заметил, что на чужом корабле по всей длине расставлены щиты. Самые обычные перила позволяли персам ставить на них предметы защиты, а потом приседать за ними. Видел он и воинов в полном боевом облачении, которым не терпелось прыгнуть на вражескую палубу, когда корабли проходили мимо друг друга. Весла трещали под ногами, греческие ли, персидские. Дыхание участилось. Ксантипп замер, готовый к нападению. Ветераны рассказывали, что им не хватало этой звериной сосредоточенности, ощущения, что ты жив, перед лицом смерти. Ксантипп чувствовал только темную ярость. Эта империя пришла жечь и убивать. Встретить врага полагалось так, чтобы захлестнуть его своим гневом, как штормом на море.

Еще мгновение – и обе галеры сравняются полностью, корпус к корпусу. Он повернул щит и принял решение.

– На абордаж – за мной!

Казалось, нужен был всего лишь шаг, но Ксантипп почувствовал, что прыгает изо всех сил, напрягая каждый мускул, чтобы не упасть в темную расщелину внизу, где все еще – хотя оба корабля замедлили ход, – как кости, хрустели весла.

Он приземлился на чужую палубу и вскинул щит – принять удар меча. Отбросив вражеский клинок, рубанул по плечу перса. Кровь брызнула на выбеленное солнцем дерево. Это был тот бой, который он знал. Гоплиты сплотились вокруг него и с воинственным рыком, способным сковать страхом сердца врагов, двинулись вперед.

Все гребцы у персов были рабами, и Ксантипп видел их, голых и грязных, глядящих на него в полосе света из центрального проема, не слишком отличающегося от греческого. Он почувствовал их запах, такой густой, что перехватило горло. Может быть, мелькнула в голове мысль, у них хватит здравого смысла оставаться внизу.

Теперь уже персы атаковали собравшихся на палубе гоплитов, а из трюма им на подмогу поднимались другие. Они бросились на греков с дикими криками, и Ксантиппа отбросило на шаг назад. Но все же греки устояли, сказалась дисциплина и умение держать строй. Чувствуя под ногами твердую палубу, они рубили персов и сбрасывали тела в море. Всего через несколько мгновений палуба снова очистилась, и только двое рулевых стояли на корме и, разинув рты, смотрели на чужаков с окровавленным оружием.

Ксантипп приготовился отдать приказ, но трюм вдруг как будто взорвался. Грязные длинноволосые мужчины вылезали из проема. На мгновение показалось, что они взывают о свободе, пока один из них не перерезал горло гоплиту, за что получил удар мечом в грудь. Будто сумасшедшие, эти дикари с почерневшими зубами бросились на греков, визгливо вереща.