Ксантипп подал сигнал к повороту.

– Берем! – крикнул он, указывая цель. – Она наша!

Рулевые занялись своим делом, гребцы опустили весла по приказу. Гоплиты на палубе присели на корточки, готовые снова броситься в бой со щитами и копьями.

Глава 44

Глава 44

Сердце забилось медленно и сильно, когда впереди выросли горы.

Он был царем-воином, выставившим свою честь и силу против последнего отцовского врага. Пронесшийся ветер взметнул пыль, и Ксеркс вдохнул ее, надеясь, что дух Дария может увидеть, как далеко зашел сын, и присоединится к нему.

В тот день Ксеркс решил поехать верхом, накинув мантию императорского пурпура поверх белой туники, которая оставляла обнаженными его ноги. После долгого пребывания в море мышцы ослабли, и он хмурился, не подозревая о том, что тем самым вселяет страх в идущее на юг войско. И солдаты его полков – хазарабам – численностью в тысячу человек каждый, и даже командиры «бессмертных» обменялись встревоженными взглядами.

Прибытие великого царя изменило настроение всей армии Мардония с того самого момента, как Ксеркс ступил на землю и встал среди них.

Его присутствие означало, что живой бог с ними, и служило напоминанием о том, что они идут на войну, навстречу страшному врагу. Присутствие великого царя распрямляло и укрепляло спины и поднимало головы. Если в людях и был страх перед возможным упреком и наказанием, то были также гордость и любовь. Они находились далеко от дома, но Ксеркс шел с ними.

Когда его лошадь вдруг шарахнулась, Ксеркс наклонился и потрепал ее по ушам. Это было пугливое, но высокое и очень сильное животное. Ксеркс огляделся, осознав, что ехал в задумчивости, не замечая местности вокруг, как будто плыл по течению. Он покачал головой. В предыдущие два дня он ел лучше, чем месяцем ранее. Желудок проснулся на суше, так что даже простая бобовая похлебка, которую с трудом терпело войско, вызывала у него слюну. Он рыгнул в ладонь, по-прежнему чувствуя себя голодным.

Потребовалось усилие воли, чтобы поднять глаза, зная, что его взгляд встретят люди, отчаянно желающие сказать, что царь видел их, что он заметил их или молвил им хоть одно слово, которое они будут хранить, как сокровище, и о котором будут рассказывать детям. Раньше он не понимал, сколько глаз будут наблюдать за ним в полевых лагерях, где нет стен и отдельных комнат. Куда бы он ни шел, за каждым его шагом следили, каждую реплику ловили, как будто впитывали его образ. Ему это казалось утомительным, и, удаляясь в шатер, сооружаемый для него каждый вечер, он испытывал огромное облегчение оттого, что просто остался один. По крайней мере, вечера наступали раньше. Дни стали короче, чем в разгар лета, хотя солнце все еще жарило, а небо оставалось голубым, как персидское озеро.