— Подскажите, как пройти на Седьмую линию?

— Да ты, матушка, не туда идешь! — почему-то разозлился старый господин и ударил тростью по луже так, что поднял тучу брызг. — Тебе бы взять туда, — указал он влево, — и наискосок, наискосок двориками, закоулочками… Так и добежишь. А прямо не ходи! Прямо, знаешь ли, кто ходит? ОН, враг рода человеческого! То-то! — очень многозначительно предупредил старик, погрозив лягушонку пальцем.

Елена поблагодарила выжившего из ума островитянина и пошла в указанном им направлении. Она окончательно решила попросить пристанища у Зинаиды. Как-никак они были знакомы, к тому же сестра Афанасия приняла ее когда-то вполне гостеприимно.

Елена не подозревала, что за эти полгода жизнь лавочницы Толмачевой коренным образом переменилась.

Табачная лавка была разорена «немецким бойкотом», так что в конце концов пришлось продать ее вместе с товаром за полцены. Однако продажа не покрыла и половины долгов, а кредиторы одолевали. Тогда Зинаида выставила на торги и сам дом, но заломила такую чрезмерную цену, что охотники быстро разбежались. В то время как все на острове считали ее пропащей и гадали, когда она пойдет по миру, энергичная молодая вдовушка не унывала. Сбережения в виде серебряных монет, доставшиеся ей от покойного Евсевия, пошли на покупку деревянного дома с флигелем в трущобах Гавани. Хватило также на маленькую лавчонку в порту и даже осталось кое-что на закупку недорогого товара. В лавчонку была незамедлительно посажена Хавронья. Девка с утра до ночи предлагала вниманию покупателей кислый квас, дешевые пыльные конфекты и прочие немудреные товары. Лавка приносила сущие гроши и служила скорее для отвода глаз. Основная торговля еще предстояла, и главную роль в ней должна была сыграть пригретая Зинаидой сиротка Маша.

— Ты видишь, я бьюсь как рыба об лед, чтобы выжить, — жаловалась ей лавочница, — и ты должна мне помочь.

— Я все для вас сделаю, тетя Зина!

Девочка смотрела так доверчиво, что у Толмачевой внезапно начинался приступ кашля. Она зажимала рот платком, краснела, отворачивалась, и в очередной раз откладывала деловой разговор.

— Ты ведь знаешь, что меня отдали в четырнадцать лет за старого ирода, который измывался надо мной, как хотел? — говорила она в другой раз, кружа вокруг да около.

— Знаю, тетя Зина, — сочувственно вздыхала девочка.

— Как я страдала, Машенька, как страдала! — Торговка ласкала сиротку, обнимала и целовала ее. В глазах у Зинаиды стояли слезы. — Даю тебе честное слово, ты никогда не будешь так страдать! Я никому не позволю измываться над тобой!