– Это настоящие портреты, – тяжело вздохнув, произнес отец, – только не наших предков. Я снял их со стен усадьбы гранда. Теперь ты понимаешь, почему мы ведем замкнутый образ жизни, стараемся как можно меньше встречаться со знатью и вообще с людьми, чтобы никто даже случайно не догадался о подмене.

Первые, самые тяжелые мгновения прошли, главное было произнесено, и отец вернулся к своему обычному состоянию сухого, чуть надменного превосходства. Слова вновь полились легко, точно речь шла об обыденных, понятных вещах.

– Я думаю, опасность миновала. Те, кто знал гранда в юности, умерли или зрение их ослабело. Во всяком случае, подлинный гранд вполне мог выглядеть так, как я сейчас, поэтому прошлое надежно укрыто. Я хотел вырастить тебя настоящим аристократом и скрыл от тебя истинную историю нашей семьи. Но, видимо, это невозможно.

– Неужели Альфонсо Великолепный…

– Радуйся, что этот бандит и разбойник не имеет к тебе ни малейшего отношения. Ты принадлежишь к куда более древнему и знатному роду мудрецов и книгочеев, видевших Вселенную от края до края.

– Отец! – вскричал Сантьяго, всем сердцем предчувствуя недоброе, страшась его и умоляя, чтобы мелькнувшее подозрение оказалось ошибкой. – Кем же были мои настоящие предки?! Дикими маврами? Некрещеными сарацинами? Готами-идолопоклонниками? Говори же, говори, говори!

– Нет, сын. Твои предки с моей стороны и со стороны матери были евреями. Крестился еще твой дед, мой отец. И тем самым сохранил свое богатство. Но даже сменив веру, он не чувствовал себя уютно среди католиков. Поэтому мне пришлось уйти глубже.

– Но я не хочу быть евреем. Я не еврей!

– Да, ты не еврей. Ты испанский гранд, аристократ. Тебя никто и никогда не упрекнет происхождением. Ради этого мы с матерью обрекли себя на добровольное заключение в этих стенах. Мы хотели, чтобы наш сын вырос свободным, благородным человеком. Но нам и в страшном сне не могло причудиться… – Он как-то по-птичьи жалобно склонил голову набок. – Помнишь, несколько дней назад ты пришел ко мне после аутодафе на площади и стал кричать про евреев?

– Помню, – кивнул Сантьяго. – Я хорошо помню тот разговор.

– В свое время я твердо решил, что ты никогда не узнаешь правды. Так будет проще жить. Но нам с матерью… – Он снова сбился с дыхания и, втянув в себя воздух, с трудом завершил фразу: – Да, нам и в самом страшном сне не могло присниться, что из тебя вырастет ненавистник евреев.

– Отец, честно признаюсь, – неровным голосом начал Сантьяго, – то, что ты мне сейчас рассказал, вызывает лишь досаду и отвращение. Я верю в Спасителя всем сердцем, и никакие предки не заставят меня думать по-другому.