– Кристобаль Колон. Послушай, а зачем тебе самому снаряжать экспедицию? – спросил Сантьяго. – Не проще ли будет присоединиться к Колону? Тебя я представлю как мосараба переводчика, а сам пойду лейтенантом. Отцу Колон не откажет, ха-ха-ха, – шутка показалась ему столь удачной, что юноша громко расхохотался. Но Барбаросса воспринял его слова без тени улыбки.

– Над этим стоит поразмыслить, – произнес он, наполняя кубки ароматной мальвазией.

Разговор с отцом, которого так опасался Сантьяго, действительно оказался непростым. Он произошел лишь на третий день после возвращения в Кадис, когда гнев, боль и ничем не разрешимая тоска родителей чуть сгладились. Призвали лучших врачей, обещали самые высокие гонорары, но положение было безнадежным, Фердинанд де Мена до конца своих дней уже не мог произнести ни одного слова.

Теперь он общался с окружающими только жестами и всегда носил с собой небольшую сумку с чернильницей, плотно заткнутой пробкой, листками бумаги и заточенными перьями, чтобы переговариваться с теми, кто умел читать. Увы, жители Кадиса были почти поголовно неграмотными, потому беседовать он мог в основном с Сантьяго и родителями.

Сантьяго не стал ничего скрывать. Рассказывая о голубе и признании Барбароссы, он в упор смотрел на отца, однако тот оставался невозмутимым.

– Ну что ж, Сантьяго, – произнес он после того, как сын замолк в ожидании ответа. – Честно признаюсь, я думал, что удастся обойтись без этого разговора. Напрасно надеялся, напрасно…

Он сухо пожевал губами и, словно не решаясь, потер рукой эспаньолку.

– Ты уже вырос… возмужал… и должен знать правду.

Каждое слово давалось ему с трудом, и Сантьяго понял, что голуби и Барбаросса, возможно, далеко не самое главное, о чем ему предстоит сейчас узнать.

– Тридцать лет назад, – медленно начал отец, – я купил у разорившегося гранда его титул, имя и поместье. Это было далеко отсюда, в Астурии, на самой границе с Францией. Оформив бумаги, мы сразу уехали как можно дальше, в южную Андалузию. Кадисское общество без разговоров приняло отпрысков старинного астурийского рода. Хватило бумаг, орденов, все остальные вопросы решили деньги. А их я потратил немало. Но зато за прошедшие тридцать лет никто ни разу не усомнился в подлинности нашего происхождения.

– Постой, отец, постой: – Сантьяго била крупная дрожь, ему казалось, будто земля уходит из-под ног, Кадис переворачивается с ног на голову и небо опрокидывается на его пылающий лоб. Основы, казавшиеся ему незыблемыми и главными, были ложью.

– А портреты в гостиной? Они тоже поддельные?