Герхард закрыл глаза и нахмурился, словно прилагая неимоверные усилия, чтобы сосредоточиться. “Пять . . . семь. . . восемь. . .”

“Нет, не номер твоей тюрьмы. Мы и сами это видим. Ваше имя. . . О Господи, как же это можно сказать по-немецки?”

- А, что-то вроде . . . Was ist dein Name, bitte?”

Герхард кивнул. - Фон Меербах . . . Герхард фон Меербах.”

Потом он закрыл глаза и отключился.

“Ты это уловил?- спросил англичанин с чашкой.

- Думаю, что да . . . во всяком случае, более или менее.”

***

Выходя из административного здания в Дахау, Шафран услышала радостные возгласы из одного из офисов. Она открыла дверь, заглянула внутрь и увидела четырех американских солдат, сгрудившихся вокруг радиоприемника. Прежде чем она успела сказать хоть слово, один из них воскликнул: - “Гитлер мертв! Этот грязный, никчемный сукин сын был убит вчера. Фрицы объявили об этом по радио . . . Адольф проклятый Гитлер мертв!”

Казалось, что огромная черная туча, висевшая над миром в течение многих лет, поднимается. Смерть одного человека была бессмысленна перед лицом резни миллионов, но теперь можно было надеяться, верить в перемены, видеть, как страшная тьма жестокости и кровопролития начинает исчезать и свет появляется, как новая весна.

Шафран онемела. Ее чувства хотели отключиться, когда они с Данниганом ехали по Южному Баварскому ландшафту с густо поросшими лесом холмами и сверкающими озерами, направляясь к горам, которые поднимались вдалеке. Она задавалась вопросом, не оставил ли ее навсегда шрам от пережитого в лагерях, сможет ли она когда-нибудь снова познать красоту. Она чувствовала себя испорченной и грязной, но здесь природа, несомненно, обновляла себя.