Это произошло в середине ритуала. Кто-то из вассалов, охранявших гроб, закричал: «Смотрите, ястребы нашего господина!» В туманно-голубом небе, которое закрывали росшие в храме высокие кедры, над вишнями, прикрывшими, словно зонтиком, своими листьями круглое отверстие колодца, кружили два ястреба. Пока изумленные люди смотрели на них, ястребы, совсем рядом друг с другом, так что клюв одного почти касался хвоста другого, ринулись вниз и бросились в колодец под вишней. Двое человек оставили остальных, споривших о чем-то у ворот храма, подбежали к колодцу и, опершись на каменный сруб колодца, заглянули в него. Ястребы уже утонули, и поверхность воды, окаймленная папоротником, сверкала подобно зеркалу, как и прежде. Ястребами, бросившимися в колодец и погибшими, оказались Ариакэ и Акаси, любимые птицы Тадатоси. Узнав об этом, люди говорили: «Даже ястребы нашего господина последовали за ним!»

Этого следовало ожидать: за время после кончины Тадатоси до двух дней перед его кремацией более десяти вассалов покончили с собой. За два дня до кремации восемь человек покончили с собой, а за день – еще столько же. Среди вассалов не было ни одного, кто бы не думал о смерти. Как ловчие могли выпустить птиц и почему ястребы бросились в колодец, словно преследуя невидимую жертву, осталось неведомым, но никто не осмеливался говорить об этом. То, что это были любимые ястребы Тадатоси, и то, что они погибли в колодце храма Сюун-ин, в тот самый час, когда происходила кремация, было достаточно, чтобы люди решили: ястребы добровольно последовали за хозяином. Люди даже не хотели искать иного объяснения и пытаться узнать причину такого поведения птиц.

Пятого дня пятого месяца состоялся Ритуал сорок девятого дня. Среди тех священнослужителей, которые участвовали в церемониях вплоть до этого дня, были Согэн и наставники из Кисэ-до, Конрё-до, Тэндзю-он, Тёсё-ин и Фудзи-он. Наступил уже шестой день пятого месяца, но все еще случались добровольные самоубийства. Не только те, кто намеревался последовать за Тадатоси, но их родители, братья, жены, дети и даже не связанные родственными узами с ними – все думали только о смерти. Лекаря из Киото и посланцев из Эдо встретили равнодушно. В ежегодный праздник Дня мальчиков коньки крыш не украшали стеблями ириса. Даже в тех семьях, где рождались мальчики, не поднимали вымпелов. В них не устраивали никаких празднеств, как будто старались забыть о рождении сыновей.

Неписаное правило определяло, может ли самурай последовать за своим господином. Глубокое уважение и любовь вассала к господину еще не давали ему права совершить самоубийство. Как требовалось особое разрешение на то, чтобы сопровождать господина во время его регулярных поездок в Эдо, так же оно было необходимо для того, чтобы сопровождать господина в путешествии через Реку Смерти. Самоубийство без разрешения считалось «собачьей смертью». А самурай не имел права умирать «собачьей смертью», ибо более всего ценил он свое доброе имя. Ворваться в гущу врагов и быть убитым в сражении – это считалось достойной смертью. Но самурай не заслужил бы никакой славы, если бы, не повиновавшись приказу, тайно покинул лагерь, намереваясь совершить подвиг, и был убит. Это собачья смерть; точно так же и самоубийство без разрешения не имело смысла.