В долине мы весь последующий день рыли траншеи, закапываясь в землю и вновь готовясь к обороне. И уже на следующее утро нас накрыл такой ураганный огонь английских пушек, что мы могли только молиться о спасении души. Буры гибли сотнями, не считая животных, детей и женщин. И за три дня такого интенсивного обстрела наши новые позиции превратились в кровавое месиво из земли и человеческих тел. Истерзанные трупы животных начали разлагаться, наполняя смрадом долину. Вода в реке, отравленная гниющим мясом, стала ядовитой и непригодной для питья. Мы стояли на пороге эпидемий и мора.

Безвыходность нашего положения ещё более усугублялась отказом Кронье о сдаче остатков погибающей армии на милость победителя. И мы провели четвёртый кошмарный день сражения под непрерывным обстрелом противника. Лишь только к вечеру упрямый генерал запросил перемирия для погребения убитых, на что лорд Робертс, взбешённый упрямством старого командира, ответил отказом.

– Никакого перемирия. Сдавайтесь! – гневно ответил он парламентёрам.

– Не сдамся! – глупо, но исторически ответил Кронье. – И делайте со мной что хотите!

И англичане сделали что хотели. Снаряды их пушек еще три дня выравнивали излучину реки, занимаемую войском буров. Таким образом, лишь после недели непрерывного обстрела, над почти полностью угробленной армией был выброшен белый флаг, а сам Кронье на последней оставшейся лошади отправился сдаваться лорду Робертсу.

При виде побеждённого соперника, старый Боб снял шляпу и пожал руку такому же престарелому генералу.

– Вы мужественно защищались, сэр, – произнёс он краткое надгробное слово над армией Трансвааля, и на глазах у присутствующих при капитуляции накатились скупые мужские слёзы.

Наша армия немедленно приступила к сдаче оружия, выпуская тем самым из своих рук всякую надежду на возможность свободы и независимости. Кто испытал горечь капитуляции, тот знает, каких душевных мук стоит осознание того, что сапог захватчика теперь будет безнаказанно попирать политую твоей кровью землю. Многие мужественные бойцы не сдерживали слёз и громких рыданий.

Впрочем, воспитанные англичане в большинстве своём обращались с военнопленными вежливо и участливо, что и позволило бурам в самом скором времени начать против победителей жестокую герилью – неудобную для регулярной армии партизанскую войну, которая на Чёрном континенте идёт и до сей поры, перешагнув границы Трансвааля.

Соединённое Королевство бросило в Южную Африку двести двадцать тысяч обученных солдат против тридцати тысяч непокорных фермеров, но не могла сломить сопротивление в течение почти пяти месяцев. Поэтому я с полным правом могу гордиться своим участием в этой великой войне свободолюбивых переселенцев и волонтёров с алчными и кровожадными подданными королевы Виктории. Даже проиграв, мы покрыли себя неувядаемой славой в памяти, преданиях, стихах и песнях народов мира. «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, горишь ты вся в огне…» – слышал я впоследствии в кабаках Марселя и в трактирах Московии.