Капанидзе увидел нас, улыбнулся, помахал мотыгой, сказал:

– Лопаты в сарае.

– В каком смысле…

– Вы же хотите колодец раскапывать.

– Ну да… – растерянно сказал я.

Капанидзе почесался.

– Лопаты в сарае, – повторил Капанидзе. – Берите, копайте. А я пока с картошкой…

Капанидзе помахал мотыгой.

– Спасибо. Кстати, шеф тебе обещал прислать подмогу. Гаджиева и Герасимова, они придут, все тебе окучат, они чемпионы по окучке.

– Не, не надо, – отказался Капанидзе. – Бабушка никому не разрешает в огороде работать. Старая закалка. Считает, пища должна быть произведена только своими руками, а то не в пользу.

Капанидзе продемонстрировал мозоли. Они были заметны даже издали.

– Так что я сам… – Капанидзе пошевелил тощими лопатками. – А ты чего в грязи-то?

– Упал с лошади, – ответил я.

В сарае был целый запас всяких инструментов. Лопаты, грабли, косы, мотыги, ломы, цепи, непонятно, зачем все это тут хранилось в таком избыточном количестве. Но я не стал спрашивать, может, старушки запасы на случай войны делали. Мы с Александрой набрали лопат и потащили их к нашему бараку. Лопаты, кстати, оказались вполне заслуженные – с отполированными до блеска черенками, с блестящими лезвиями, их приятно было держать в руках, настоящие орудия труда. Рабочие такие. Взяли по шесть лопат каждый, чтобы с запасом. Потащились в барак.

У нас в бараке вкусно ели хлеб с растительным маслом. Оказалось, что Листвянко сгрыз свою репу и пошел немного погулять к реке. Думаю, что он на самом деле отправился выслеживать урок, но не важно. Пошел погулять, а по пути его перехватила одна из старушек. Старушка попросила его поправить шифер на крыше, ну, Листвянко взял и поправил, что у него, рук нету, что ли? А старушка ему за это хлеба дала, аж пять караваев. Самодельных. Очень вкусных. И масла подсолнечного, тоже самодельного. И соли. И теперь стая сидела, макала хлеб в масло и в соль и жевала с воодушевлением.

Призвал к труду. Призвал пойти и немного покопать земельку на предмет кладов, источников вечной жизни, осталось совсем немного, совсем чуть-чуть, полтора раза ковырнуть – и вот оно.

Какого-то, впрочем, особого энтузиазма от моего предложения народ не испытал, продолжали жевать хлеб и запивать его чаем из жестяных заслуженно мятых кружек.

– Снежана кисель сварила, – сказал Лаурыч. – Из шиповника. Попробуй, Вить.

Снежана тут же налила мне киселя, горячего и сладкого, пахнущего на самом деле шиповником.

Я попробовал.