— Я вовсе не притворяюсь, ваше высочество, — отвечал Ковиньяк. — Как могу я знать, что происходит в Вере, когда я там во всю жизнь ни разу не был?

— Неправда, сударь, неправда!

— Мне нечего отвечать на подобные обвинения, вижу только, что ваше высочество изволит гневаться на меня… Припишите откровенности моего характера то, что я защищаюсь так свободно. Я думал, напротив того, что могу пожаловаться на вас.

— На меня? Вы, сударь! — вскричала принцесса, удивленная такой невероятной дерзостью.

— Разумеется, ваше высочество, — отвечал Ковиньяк, не смущаясь. — По вашему слову и по слову господина Ленэ, находящегося здесь, я навербовал роту храбрецов, заключил с ними соглашение, которое было для меня свято, потому что было основано тоже на моем честном слове. Потом я пришел просить у вашего высочества обещанных денег… безделицу… тридцать или сорок тысяч ливров… Да и деньги-то, заметьте, следовали не мне, а храбрым воинам, которых я доставил партии господ принцев. И что же?.. Ваше высочество отказали мне… Да, отказали! Ссылаюсь на господина Ленэ.

— Правда, — сказал Ленэ, — когда господин Ковиньяк приходил, у нас не было денег.

— А разве вы не могли подождать несколько дней, сударь? Разве верность ваша и ваших людей рассчитана была по часам?

— Я ждал столько времени, ваше высочество, сколько назначил мне сам герцог де Ларошфуко, то есть целую неделю. Через неделю я опять явился; в этот раз мне отказали по всей форме. Ссылаюсь еще раз на господина Ленэ.

Принцесса повернулась к советнику: губы ее были сжаты, брови нахмурены, глаза метали молнии.

— К несчастью, — сказал Ленэ, — я должен признаться, что господин Ковиньяк говорит правду.

Ковиньяк гордо поднял голову.

— И что же, ваше высочество? — продолжал он. — Что сделал бы интриган в подобном случае? Интриган продал бы королеве и себя, и своих солдат. Но я… я терпеть не могу интриг и потому распустил всех моих людей, возвратив каждому из них его слово. Оставшись совершенно один и приняв абсолютный нейтралитет, я сделал то, что советует мудрый в случае сомнения: я ни в чем не принимал участия.

— Но ваши солдаты? Сударь, ваши солдаты? — закричала взбешенная принцесса.

— Я не король и не принц, ваше высочество — отвечал Ковиньяк, — а простой капитан; у меня нет ни подданных, ни вассалов, и потому я называю моими солдатами только тех, кому я плачу жалованье; а раз мои солдаты ровно ничего не получили, о чем свидетельствует господин Ленэ, то стали свободными от своих обязательств. Тогда-то, вероятно, они восстали против нового своего начальника. Как тут помочь? Признаюсь, что не знаю.