Жора плечами пожал. Его вахта ещё не наступила, рано голове болеть.
– Позовёшь выбирать? – спросил Шурка.
– А что думаете – пожалею? – Жора вдруг поглядел на меня. – Это вот кого благодарите.
Все на меня уставились. Жора поднялся и вышел. Я-то понял, что он имел в виду – как я отдал кормовой и оставил Гракова на пароходе. Да, пожалуй, не будь его, кеп бы нас не поднял. Ну что ж, придётся рассказать, рано или поздно узнают. Но тут сам Граков пришёл, сел у двери с краю, где всегда кеп садится.
Кандей ему подал то же, что и нам, только не в миске, а на тарелке, как он штурманам подаёт и «деду». Граков это заметил, вернул ему тарелку в руки.
– Что за иерархия? Ты меня за равноправного члена команды не считаешь?
Вася пошёл за миской. Тоже кандею мороки прибавилось. А Граков глядел на нас, откинувшись, улыбался, вертел ложку в ладонях, как будто прядину сучил.
– Приуныли, носы повесили. А ведь слабая же погода, моряки!
Шурка сказал, не подняв головы:
– Это она в каютке слабая.
– Намёк – поняла. А на палубу попробуй выйди? Это хочешь сказать? А вот пообедаю с тобой – и выйду. Тогда что?
Шурка удивился.
– Ничего. Выйдете, и всё тут.
Пришёл «дед». Мы подвинулись, он тоже сел с краю, против Гракова.
– Как думаешь, Сергей Андреич, – спросил Граков, – поможем палубным? Все вместе на подвахту, дружно? Животы протрясём, я даже капитана думаю сагитировать. А то ведь у этой молодёжи руки опускаются перед таким уловом.
«Дед» молча принял тарелку, молча стал есть.
– Ну, тебе-то, впрочем, не обязательно. С движком, поди, забот хватает?
«Дед» будто не слышал его. Нам тоже не по себе стало. Хотя бы он поморщился, что ли. Граков всё улыбался ему, но как-то уже через силу. Потом повернулся к нам – лицо подобрело, лоб посветлел от улыбки.
– Бука он у вас немножко, «дед» ваш. Все мы помалу в тираж выходим. Так не замечаешь, а посмотришь вот на такие молодые рыла, на такую нахальную молодость – грустно, признаться… Да-а. Но вы такими не будете, каким он был. Ах, какой лихой!.. Ты ведь с лопатки начинал, кочегаром, не так, Сергей Андреич?.. С кочегаров, я помню. Так вот, однажды колосники засорились, а топка-то ещё горячая, но полез, представьте, полез там штыковочкой[58] шуровать, только рогожкой мокрой прикрылся. И никто не приказывал, сам. Говорят, там подмётки у тебя на штиблетах трещали, а?.. Скажете, глупо, зачем в пекло лезть, неужели нельзя лишний час подождать, пока остынет? Да вот нельзя было. Вся страна такое переживала, что лишнюю минуту дорого казалось потерять. Вы-то, пожалуй, этого не поймёте. Да и нам самим иной раз не верится – неужели такое было?.. А – было! Вот так, молодёжь. А вы – чуть закачало: «Ах, штормяга!.. Лучше переждём, перекурим это дело…»