Всем хорошо известно, что фактически все китайские законы никогда не применялись к иностранцам, за исключением случаев тяжкого преступления. Так пусть китайцы курят опий, а император с магнатами потакают своей непростительно жестокой привычке приносить в жертву человеческие жизни, все это до поры, когда „взметнутся копья и остроги, дабы отмстить неправедной власти“». — Нил вновь оторвался от газетной страницы. — Здесь и вас упоминают, сет-джи.

— Меня? — Бахрам оттолкнул тарелку и резко встал из-за стола. — Что там сказано?

— «Мы никак не ожидали, что британский суперинтендант станет пресмыкаться перед кантонским губернатором, предлагая свои услуги против тех, кого по должности обязан хотя бы защищать. Когда капитан Эллиотт проявит себя на службе мандаринам, его превосходительство, видимо, возложит на него задачу по высылке господ Дента, Джардина и Модди».

— Что такое? Там написано «высылка»?

— Да, сет-джи, мистер Слейд употребил это слово. Он подразумевает, что казнь Хо Лао-кина стала сигналом…

— Хватит! — Бахрам зажал уши. — Замолчите!

— Слушаюсь, сет-джи.

Бахрам заметил, что у него дрожат руки. Чтобы прийти в себя, он отправил секретаря:

— Ступайте к себе, мунши-джи. Я вас позову, когда понадобитесь.

— Слушаюсь, сет-джи, — поклонился Нил.

Едва за ним затворилась дверь, Бахрам подошел к окну и посмотрел на майдан. В последнее время площадь стала малолюдной, и нынешний ее контингент заметно отличался от прежних праздных гуляк — народ как будто неусыпно следил за обитателями факторий.

Вот и сейчас показалось, что несколько пар глаз обратились на Бахрама. За ним слежка? Или он просто себя накручивает?

Самое паршивое, что правды не узнать.

Бахрам перевел взгляд на шест, где некогда развевался американский флаг. Со времени бунта ни одна фактория не поднимала свой стяг, и вид анклава, лишившегося привычного разноцветья, стал иным. Голые флагштоки как будто напоминали о том дне, когда на площади установили приспособление для казни и внесли стул с привязанным…

Имя едва не слетело с языка, и захотелось прополоскать рот, в котором возникло пакостное ощущение. Бахрам вышел из конторы, направляясь в свою спальню. По традиции парсов, дверь спальни украшал торан — вышитая бисером занавеска, которую мать подарила Бахраму на свадьбу. За эти годы торан, сопровождавший его во всех поездках в Китай, стал связью с прошлым и талисманом удачи.

Бахрам уже хотел войти в спальню, но тут заметил, что край слегка провисшего торана защемлен меж дверью и косяком. Он попытался выпростать материю, но старые нитки лопнули, и бисер дождем пролился на пол. Опешивший Бахрам отпрянул от двери и чуть слышно прошептал: