Светлый фон

Покупки для Кати были упакованы в отдельный тючок, и старик передал его женщине, не раскрывая.

— Твоя — фужень[51], — сказал он добродушно, — твоя много надо. Нюйвайшань[52] надо, дуаньи[53] надо. Я все вези…

Потом повернулся к Андрею, стал набивать трубку темным, чуть отсыревшим табаком.

— И твоя есть мало-мало. Твоя спасибо говоли есть.

Он передал Россохатскому несколько аккуратно сложенных газет для курева, меховой жилет, связку коробок с патронами.

— Благодарствую, — растрогался Андрей. — Я в долгу, Дин. Не забуду.

Он быстро, даже торопливо отошел в сторону, опустил на снег боезапас и одежду, поспешно развернул газету. Она называлась «Власть труда». Пробегая глазами ее колонки об очередных задачах новой власти, будничные спокойные строки о школах, митингах и ремонте, Россохатский как-то внезапно понял, что эта власть совершенно уверена в себе, что она занята делом, которым никак невозможно заниматься, если ты не убежден в своем завтра, в его правоте.

Этот вывод почему-то не огорчил, а даже, напротив, умиротворил сотника. Ибо был нечто определенное, как земля под ногами человека, только что выбравшегося из морской пучины, куда его сбросило кораблекрушение.

Суша могла встретить стрелами дикарей или хищными воплями животных, но все же она была твердь и надежда на спасение.

Россохатский вернулся к саням, возле которых Дин теперь выкладывал на мешковину соль, сахар, муку, крупы, пилу, порох, дробь.

— Своя люди — пуфф нельзя! — заметил он как бы между делом, отдавая Дикому его долю винтовочных патронов, и глаза китайца на какое-то мгновение стали совсем как черточки, прорезанные острием ножа. — Своя люди — холосая люди.

Андрей надел под шинель меховую безрукавку, с явным удовольствием свернул огромную цигарку, закурил.

Внезапно ощутил совершенно мальчишеское желание немедля побегать на лыжах, узнать, как греет обновка. Сунул носки сапог в юксы и лёгким одношажным ходом двинулся по свежему следу китайца.

Вскоре Катя, следившая за Андреем, потеряла его из виду.

Ходьба на лыжах не была Россохатскому внове. Охота в родных борах научила Андрея ценить их. За тот месяц, что старика не было на Китое, сотник смастерил себе и Кате неуклюжие, но вполне надежные дощечки.

Двигаясь по льду реки, Россохатский добрался до излуки, где Дин, вернувшийся из похода, на время оставлял скачки.

Докуривая папиросу и ощущая во всем теле блаженную усталость, сотник внезапно увидел на снегу следы незнакомых лыж и ямки от конских копыт.

Андрей машинально стал за сосну, вынул наган из кобуры и переложил его за пазуху, чтоб согреть и приготовить к стрельбе. И только тут обнаружил, что в барабане нет ни одного патрона. Усмехаясь, вытащил оружие из-под жилета и кинул бесполезную вещь в сугроб.