К берлоге вышли на исходе ночи. Над тайгою, над гольцами, над нежилой тишиной Саян висела огромная луна, и на ее смирном бабьем лице можно было различить и брови, и скулы, и рот.

Дорогу мял Хабара. Он шел сначала берегом Шумака, потом уверенно свернул в глубь тайги и двинулся своей старой лыжней, пробитой, надо думать, в последние дни.

Постоянно встречались завалы, занесенный снегом березняк, наледи. Приходилось часто снимать лыжи. В густом лесу, где то и дело натыкались на дерево-вывороть, их легко было покорежить, а то и вовсе сломать.

Шагая вслед за Гришкой, Андрей с досадой думал о том, что не успел перед уходом поговорить с Катей. Догадается ли сама закрыть дверь на палку? Не стал бы Дикой ломиться в избу!

Занятый размышлениями, Россохатский не сразу расслышал тихий голос Хабары. Вышагивая плавно, будто заведенный, Гришка говорил:

— Первый наш урок — поднять его, черта куцего. Не так это просто — собак нет, и вся надежда, выходить, на себя. Ну чё ж — придется погавкать и пошуметь, а то и попалить в берлогу. Он ведь, лешак, и спить и не спить зимой, — добудиться можно. А коль не захочеть вылезать — чё тогда?

— Сколько в нем случается весу? — внезапно спросил Андрей. Теперь, в урмане, все: и путь к берлоге, и охота, и опасности, связанные с ней, — казалось, познабливали кожу.

— Весу? Разный в нем, медолюбе, вес. Слыхал я, брали космачей и в тридцать пудов. Однако редко.

Из Гришкиных слов выходило: главное на охоте — не сплошать в тот миг, когда из-под земли и снега вырвется наружу огромная туша зверя.

Живой после выстрелов мохнач бросится к тебе на четырех лапах, не поднимаясь на дыбки, собьет с ног и начнет грызть и обдирать с головы до пят. Мало что остается от человека, заломанного буйным от ран животным.

Особо предупреждал Гришка, чтоб не суетились у чела, не мешали друг другу, чтоб каждый знал, куда целить.

На новой остановке договорились: Андрей станет бить в лопатку, Дин и Хабара стреляют в голову и грудь.

Уступив первое место на лыжне старику, артельщик говорил ему в спину:

— Пусть и упадеть после боя медведь — не подступай. Бываеть, прикинется мертвяком, ломыга. Крепок на рану.

По дороге таежник содрал со старого ствола лоскуты бересты, скрутил их жгутом и сунул за пазуху.

К берлоге добрались, когда над гребнями гольцов уже вздыбился круг красного солнца. Хабара кивнул на несколько елочек и молоденьких пихт, но Андрей не понял, что артельщик имеет в виду. Оказалось: с деревьев спущена кора, какой иные мохначи устилают берлогу. По этим, издали видным затесям Хабара и нашел медвежье жилье.