Володя неуклюже выругался, залпом допил вино из чашки, встал и двинулся к сцене.
Глава XIII. Вполголоса
Глава XIII. Вполголоса
Первый раз Лиля пришла к Распутину спустя несколько дней после встречи в поезде.
Эльза и вправду опасалась за сестру-авантюристку, а потому, присочинив добрую половину, рассказала Осипу о приглашении Распутина. Однако ждать решительных действий от флегматичного Брика не приходилось, и потому она стала сама приглядывать за Лилей. Та выждала, пока бдительность охранницы притупится, а в первый же удобный вечер улучила момент, отговорилась каким-то пустячным предлогом и отправилась на Гороховую.
Агенты охранного отделения у парадного входа внимательно Лилю рассмотрели. Те, что дежурили на лестнице — строго спросили, кто такая и по какому делу, ждёт ли её Григорий Ефимович. После того один из филёров аккуратно записал сведения про гостью в тетрадь.
Дверь на звонок открыла толстуха с поджатыми губами, которая со странной настойчивостью прямо с порога потребовала отдать ей муфточку. Расставшись с муфтой, пальто и калошами, Лиля оказалась в столовой.
За время замужества она привыкла к небольшой квартирке, где почти всегда было полно гостей и всевозможных милых безделушек. Так она по своему вкусу создавала уют и атмосферу литературного салона; так жили большинство их с Бриком знакомых. Лиля никогда не видела крестьянских изб, поэтому распутинская квартира показалась ей полупустой и чересчур просторной — очень чистой, но словно нежилой. От ванной комнаты тянуло сыростью. Мебель сюда наверняка подбирали по случаю, и выглядела она появившейся только что. Броские тона полосатой обивки особенно резали глаз на фоне тусклых обоев с аляповатым скучным рисунком. Совсем странными выглядели вазы со свежими розами на подоконниках. Горький запах цветов соперничал с ароматом свежайших пирожных, разложенных на большом блюде. Толстуха, которая звалась Акилиной, подавала чай.
Распутин сел за стол напротив Лили и со странным выражением лица буравил её взглядом прозрачных глаз, утонувших в мелкой сети морщин.
— Сладкое-то любишь, миленькая, — сказал он, кивая на буше и эклеры. — Помню конфетки твои в поезде… Кушай, кушай!
— А вы как же?
— Говорил же тебе — отвык давно. Уж, почитай, лет двадцать тому. Опять же, кислотность у меня… после операции. Нельзя, понимаешь, сладкого — врачи говорят. Слыхала, небось, как в брюхо-то пырнули меня? Вот.
Лилин слух резануло слово