— Брось, не ершись, — посоветовал Маяковский, сидевший с Игорем за столиком почти у самого входа. — Ноет и ноет себе. Давай-ка мы с тобой винца потихоньку, а? Я с Прониным договорюсь.

Игорь Лотарёв был на семь лет старше Володи Маяковского и прославиться успел раньше. Однажды заезжий журналист прочёл ироничный стишок из его брошюры Льву Толстому.

Толстой возмутился и охаял автора. Пресса подхватила сказанное, подняла вой и улюлюканье — так про молодого поэта вмиг узнала вся страна. Выдуманное запойным приятелем прозвище Игорь-Лыжеход для подписи к стихам категорически не годилось, и после некоторых раздумий Игорь Лотарёв стал Игорем-Северянином.

С Маяковским их свели общие знакомые в Москве в тринадцатом году. Большой компанией долго сидели в отдельном кабинете ресторана «Бар», много пили. Игорь царил весь вечер, стихи его лились почти без остановки — он именовал их поэзами и не читал, а напевал на известные мотивы. Когда же Северянин притомился, Маяковский тоже захотел выступить.

— Господин… э-э… как бишь вас, — сказал ему Игорь, подняв бокал до уровня покрасневших глаз и глядя сквозь стекло, — давайте не будем омрачать знакомства вашими стихами!

Болезненно самолюбивый Маяковский это запомнил. Он только начинал тогда выступать и безумно завидовал чужому успеху. Вместе с Бурлюком или сам по себе таскался на северянинские поэзоконцерты, чтобы научиться очаровывать публику: Игорь называл это — популярить изыски. Главной аудиторией Северянина были женщины, намагниченные принцессы. Во время представлений они бесновались, словно в сумасшедшем доме, куда пришёл любимый доктор. И даже имя — И-и-и-игорь! — удивительно подходило для восторженного визга.

Учёба не прошла даром: уже через год Северянин взял Маяковского в совместные гастроли по Крыму. Контракт оказался удачным — поэты кутили напропалую, перебираясь из ресторана в ресторан. Приятной участницей загула стала любвеобильная Валечка Солнцева. Вскоре совершенно очарованный Игорь сообщил Володе, что всерьёз намерен осупружиться. В ответ Маяковский грубо расхохотался ему в лицо и огорошил стихами: