Григорий трижды перекрестился. Дровни с безучастно глянувшим на него возницей и сияющим гробом проскрипели мимо.

— Стой! — гаркнул Распутин так, что спина сидящего перед ним «ваньки» в огромном ватном кафтане вздрогнула, а сам извозчик обернулся и высунул нос из лисьего воротника.

Они встали на мосту через Малую Невку. Отсюда Григорий увидал на белом льду чернеющие водой майны с оградками из жердей. Так вот в чём дело! Он счастливо рассмеялся, вылез из саней и облокотился на перила моста, глядя вниз. Мужичок-то вёз никакой не хрустальный гроб: то был кабан.

Кабанами называли громадные бруски, выпиленные изо льда на питерских реках. Этими брусками набивали лéдники в богатых домах, из них резали скульптуры для украшения званых вечеров и дворцовых парков. В шестнадцатом году холода пришли необычно рано: лёд уже накрепко встал даже на Неве, не то что на Невках. А кабаны — мало ли, кому и зачем понадобились они об эту пору? По островам — Каменному да Крестовскому — особняков без счёта. И Рождество на носу…

«Ванька» заёрзал в санях.

— Поедем, что ли?

— Погоди, милой, — не оборачиваясь, отмахнулся Григорий, — я ещё денег дам.

Он смотрел, как вблизи моста мужики неторопливо добывали новый кабан. В паре саженей друг от друга пробили пешнями две лунки во льду и опустили в них продольные пилы. Снизу к пилам крепились гири, которые забулькали, заплескались в воде, когда мужики начали гонять пилы вверх-вниз: вверх тянул человек, вниз — гиря. Сталь с хрустом вгрызалась в лёд, и вскоре на белой поверхности появились два длинных параллельных распила. Мужики снова взялись за пешни и откололи между распилами несколько аккуратных широких брусков.

Один из мужиков свистнул, и к майне подкатил возница на дровнях с длинными копыльями. Покрикивая на лошадь, он заставил её пятиться к майне так, чтобы копылья ушли в воду. На них пешнями завели льдину и придерживали её, пока мохнатая лошадка тянула воз обратно. Ледяной брус, и впрямь схожий с хрустальным гробом, сверкал на солнце.

Григорий облегчённо вздохнул. Бывало, дровни с ледяной глыбой утаскивали лошадь в майну. Ненароком сгинуть в чёрной воде мог и любой из кабанщиков — работа считалась опасной, потому и платили за неё хорошие деньги. Мужики на льду закурили. Григорий полез обратно в сани. Странно, что комариный звон в голове не утихал. И тяжкие мысли одолевали по-прежнему.

От этих мыслей на всём пути к дому отвлёкся Распутин только раз — когда проезжал мимо Марсова поля. Посреди плаца стучали ногой о ногу и толкали друг друга, пытаясь согреться, три солдатика — маленький, среднего роста и высоченный. А вокруг потешной троицы, гудя мощным двигателем и взвизгивая железом на резких поворотах, в клубах серого дыма носился огромный лимузин.