Такой звук бывает, когда мясник рубит мясо. Глухой животный звук. Тело колыхнулось.

— Сволочь! — крикнул князь. Он ударил Распутина ногой — ещё раз, ещё. В поднятой руке мелькнула гантель, с которой князь никак не мог расстаться. От удара в висок окровавленная голова мотнулась и неестественно вывернулась, правый глаз выскочил из орбиты. А Феликс бил и бил обрезиненной металлической чушкой куда ни попадя. Хрустели кости, цокнул по полу отколотый зуб. Густеющая кровь покойника брызгала в стороны…

…а жилы Юсупова разрывала бешеная кровь ногайских князей. Это ему пророкотал на днях в «Привале» провидец-Маяковский:

Безумие накатило внезапно. Первым опомнился Рейнер, бросился к Юсупову и повалил его на пол. Прижал, держа за руки, и что-то горячо зашептал по-английски Феликсу на ухо.

Маяковского вырвало. Он стоял, серый лицом, и держался рукой за стену. Пуришкевич прижимал обе руки к сердцу и хватал ртом воздух. Лиля вжалась в кресло.

Келл придирчиво оглядел свой костюм — не осталось ли брызг.

— Надо, чёрт возьми, всё это заканчивать, — с трудом сдерживаясь, негромко произнёс он и приказал Лиле: — Будьте любезны, возьмите со стола салфетки и бутылку портвейна принесите. Побыстрее! А вы, джентльмены… Я прошу, за дело!

Дмитрий Павлович надел шубу, Сухотин — шофёрскую доху, в которой приехал Келл. Вдвоём они вышли во двор и осмотрели императорский Delaunay-Belleville. Автомобиль лишь вскользь ударился колесом о поребрик — на кузове не осталось даже царапин.

В это время Лиля, как под гипнозом, смачивала салфетки красным портвейном и безропотно драила пол, смывая кровавые потёки. Келл рассудил так: совсем убрать кровь не удастся, но от пятен вина отличить их будет трудно. И даже если полиция приведёт сюда собаку, коллекционный букет собьёт ищейку со следа. Здесь веселилась компания крепко выпивших мужчин. Вели себя неопрятно — бывает! На всякий случай Келл ещё накрошил на гранит сигарного табака.

Рейнер, усадив Юсупова на диван, командовал Маяковским, который сперва одевал изувеченный труп в шубу, потом заворачивал в штору. Пуришкевич принёс из багажника своего автомобиля верёвки, дальновидно припасённые Келлом.

Дмитрий Павлович остался курить во дворе. Сухотин спустился в подвал и скоро вернулся: вместе с Рейнером и Маяковским они вынесли тело Распутина — в синем коконе, наспех перевязанном верёвками, — и уложили на дно царского автомобиля.

Следом вышел Юсупов, которого вёл под руку Пуришкевич. Одеть дрожащего князя оказалось едва ли не труднее, чем Распутина.