— Убрался?

— Ага. Развалилась наша компашка. Мы с Бурлюком откочевали в Одессу, а Северянин с Баяном новую программу затеяли… Там же ещё Сонка была — не скучно…

— Шамардина? — нахмурилась Лиля, и впервые Володя подумал: уж не ревнует ли? Точно, ревнует! Но к кому? Любовь с Сонкой Шамардиной случилась ещё до знакомства с Лилей и осталась далеко в прошлом, а поди ж ты…

— Лилик, — сказал, потягиваясь, осовевший от вина Маяковский, — скоро кончится эта тухлятина. Ждать недолго осталось, точно. Мы с Хлебниковым спорили: я говорил — в шестнадцатом, он — в семнадцатом. Похоже, его взяла. А только один чёрт — скоро. Ох, и заживём тогда! Марсала, икра, смокинги, кураж — всё по-прежнему… Какое! В сто раз веселей будет!

— Однако и нравы у вас, — заговорил вдруг позабытый Сухотин. — Я, признаться, думал, что поэты как-то иначе живут. Ночами не спят, мучаются… Музы там, вдохновение, творчество… А оно, значит, вот как!

Поручик встал, и Маяковский нехотя поднялся следом. Выпить ему вроде как разрешили, но сидеть солдату точно нельзя, когда офицер стоит…

Сухотин же встал потому, что услыхал на лестнице шаги.

Из зеркальной комнаты вышел Рейнер.

— Вас приглашают вниз, — сказал он. Увидал кисть винограда у Лили в руках и с улыбкой добавил: — Не стесняйтесь, возьмите с собой.

Глава XXXVI. Повязанные кровью

Глава XXXVI. Повязанные кровью

Маяковский ждал развязки: приключение затягивалось. Хоть кому расскажи — не поверят, что полночи провёл в княжеском дворце, где прямо в кабинете из белого мрамора сделан бассейн. Не поверят, что их с Лилей угощали икрой и редким вином. А если добавить ещё и то, что он увёл из гаража личный лимузин императора, объехал полгорода, сшиб князя Юсупова и под угрозой револьвера был задержан великим князем Дмитрием Павловичем — не поверят тем более… ну и пусть, зато рассказ выйдет знатный!

Жгучая марсала разогрела, истомой разлилась по телу. Выкрутимся, подумал Маяковский. Ничего они нам не сделают.

— Помогите мне, — распорядился Рейнер, когда они спустились в подвал.

Шедший последним Сухотин подтолкнул Маяковского к стене, возле которой холмилась плотная синяя ткань. Рядом стоял иностранец, который первым стерёг их с Лилей. Остальные — великий князь Дмитрий Павлович, Пуришкевич и князь Юсупов — молча курили в глубине комнаты.

Рейнер приподнял край лежавшей на полу ткани — и вдруг резко, словно фокусник, сдёрнул её в сторону.

Лиля не потеряла сознания. Только широко распахнула глаза — лобик её сморщился, как стиральная доска, до самых корней волос, — шагнула в сторону и опустилась в кресло.