Группа молодых людей в камуфляже и по гражданке ждала рейса, расположившись на траве за покосившимся шлагбаумом. Поодаль, за границей отчуждения стояла большая группа провожающих. Изредка долетали напутственные слова, смысл которых был столь же банален, сколь необычная миссия была уготована отъезжающим. Военные были нарочито веселы. По сложной траектории из рук в руки летали бутылки со спиртным и, словно обессилев, падали пустыми на обочину. Прибыли автобусы. Под напором родственников и друзей жалобно скрипнула железная ограда. Герман в последний раз поднял в прощальном приветствии руку и, увидев взметнувшуюся в ответ Ольгину, направился к машине.

Салон гражданского «Ан-12» был наполовину пуст. После набора высоты, недолго поблуждав между рядами, пассажиры наконец расселись в квадратно-гнездовом порядке. Поскотин, словно сорняк, уединился в хвосте самолёта. Он отхлебнул из фляжки, недолго побродил по закоулкам памяти и заснул с недожёванным во рту пирожком. Его причудливый сон был наполнен светом ярких воспоминаний, в которых все действующие лица последних лет сплетались в немыслимых для реальной жизни сюжетах, сочась елеем взаимной любви и всепрощения. Когда на крыльях дремотной фантазии он влетел в пахнущий горячей выпечкой литейный цех завода, на который по знакомству его устроил бывший Ольгин муж, лайнер начал снижение. Цепляясь за сладостные миражи, спящий пассажир некоторое время рефлекторно доедал пирожок, пытаясь нормализовать давление в ушах, но тщетно. В самый разгар раздачи первой зарплаты любимым женщинам, облепившим его эфирное тело, скрипнули колёса шасси и самолёт плюхнулся на бетонку Ташкентского аэропорта. Герман проснулся. За иллюминаторами в горячем мареве южного города бежала панорама аэропорта, утопающего в зелени дерев и кумаче транспарантов.

Во время дозаправки пассажиры сонными мухами слонялись по транзитному терминалу, посещая немногочисленные киоски с приторно-сладкими фруктовыми водами, талым мороженым и россыпью восточных сладостей. Герман нашёл небольшую кабинку междугороднего телефона и позвонил в Новосибирск. Трубку поднял сын. «Паша!» В ответ раздалось радостное щебетание. Отец севшим от нахлынувших чувств голосом спрашивал о самых простых вещах, перечень которых можно было бы найти разве что в школьном «Букваре». Когда возникала пауза, его первенец под звуки хлюпающего носа своего отца начал рассказывать о кошке, которая «ощенилась», о соседе, который умеет шевелить ушами, о двоюродной сестре, с которой он отдыхал на даче у дедушки. Герман напряжённо вслушивался в родной голос, всё ещё связывающий его с этим миром. Прервавшийся на середине разговор, привёл его в состояние полной опустошённости.