Вернувшись в самолёт, пассажиры уже заканчивали рассаживаться по насиженным местам, как по трапу загрохотали десятки ног и вскоре салон наполнился потными телами афганских военных. Поскотин и с закрытыми глазами мог бы определить наличие на борту союзников. В воздухе стояло терпкое, ни с чем не сравнимое амбре, знакомое ему по прошлой командировке. Именно в этот момент он вдруг осознал, что дверь в его привычный мир вновь надолго захлопнулась. Рядом с ним в кресло присел статный афганец-таджик в звании капитана и после кратких взаимных приветствий начал на беглом русском языке делиться впечатлениями о своей учёбе в советском центре переподготовки. Перечислив где, когда и почему он удостаивался приводов в милицию, бравый капитан перешёл к описанию волшебных особенностей ташкентских женщин, отчего его голос задрожал и расцвёл горловым клёкотом, перемежаемым тяжёлыми вздохами. Его сосед машинально кивал головой, выбирая момент, когда было бы уместно блеснуть знанием родного для афганца наречия. Таджик с придыханием перечислял ставшие для него божественными имена: Нина, Марина, Камилла, Горилла… «Бас (стоп)! — перебил его Герман, — откуда в Ташкенте взялись обезьяны? — неуверенно сложил он свою первую фразу, как ему показалось, на чистом фарси?». Союзник оторопело уставился на доселе молчавшего слушателя. Придя в себя, он вежливо поинтересовался, где его друг столь успешно овладел монгольским? Поскотин был обескуражен. Стоило ли потеть три года в сверхсекретном институте, чтобы осрамиться при первом же контакте с носителем языка? Придя в себя, он повторил вопрос на русском, после чего выяснил, что Гориллой звали толстую повариху учебной части, которая щедро дарила свою любовь ненасытным «забугорным» курсантам. После того, как выяснилось, что его попутчик овладел разговорным русским за неполный год, Герман окончательно разуверился в своих способностях и методике преподавания языков в его родном Институте.

Самолёт в очередной раз пошёл на снижение. Закручивая нисходящую спираль над Кабулом, машина вдруг начала изрыгать из себя фейерверки тепловых ракет, что стало первым открытием для возвращавшегося в Афганистан майора. В первую ходку подобных средств противозенитной обороны, как ему припоминалось, ещё не было. Выглянув в иллюминатор, он не обнаружил знакомой тёмной кляксы в горах от разбившегося в 80-м году «Ан-12». Природа и время стёрли следы катастрофы. Герман откинулся в кресле и, подмигнув попутчику, приготовился к посадке.

Разрежёный горячий воздух опалил его изнеженное летним московским благолепием лицо. Спускаясь по трапу, майор вдруг ощутил, как новый мир принимает его в свои цепкие объятия. Всё, на чём останавливался его взгляд, внезапно стало казаться бесконечно знакомым, словно он через много лет вернулся в родные места, а прошлое, теряя очертания, отодвигалось далеко за горизонт и тихо растворялось в тёмной синеве чужого неба. Где-то вдали гулко тявкнули гаубицы, кузнечиком застрекотал пулемёт, завыли на форсаже двигатели военного борта и снова сонная тишина повисла над бетонным полем. Герман не спеша докуривал сигарету, чувствуя, как медленно раскручивается новый виток его жизни…