К нему доверчиво потянулся ишак со сбитым набок седлом. Бедное животное, напуганное стрельбой и запахом крови, почуяло мир и покой в этой упитанной фигуре. Но на беду ишака, это был Салим. Он понял, что ишак может его выдать, — наверху, наверное, побеждали все-таки не Курбановы. Салим шепотом выкрикнул:
— Прочь, шайтан! Пошел прочь! — и кинул камень.
Но осел уже съехал по осыпи и кустам вплотную к Салиму, и тот, взбешенный и испуганный, начал колотить кулачищами по звериной морде. Тут я его и взял вместе с ишаком. Салим был так потрясен нашей встречей, что не пытался даже сопротивляться.
Тем временем стрельба наверху начала смолкать. Вскоре и вообще всякие звуки пропали. Мы тревожно вслушивались в тишину. И вдруг — пронзительный безумный вопль:
— Хурджуны! Мои хурджуны!
Эхо потащило вопль над ущельем и предгорьями в долину, и у всех, кто его слышал, по спине пробежали мурашки. Как у меня, например. Это кричал не Коротышка, не Додхо и не кто другой, как глава семейства Назимбай. Когда из распоротых, иссеченных саблями и пулями хурджунов на тела раненых и убитых посыпались булыжники, земля, лесной мусор, рассудок несчастного старца не выдержал…
Потом стало известно: мало кто уцелел в этой битве. Были убиты и Магрупбай, и Алимбай, и другие аксакалы и джигиты рода Курбановых. И нукеры Додхо полегли. Сам курбаши был тяжело ранен заговоренной большущей пулей из карамультука и скончался, придавленный булыжниками из хурджунов. Страшная смерть, но мне кажется, он всю жизнь шел к ней и другой у него не могло быть…
Темнело. На фиолетовом небе проступили малокровные звезды. Я спускался по каменистой тропе, сдерживая ишака за жесткий, в репьях и колючках, хвост. На ишаке лежал Салим, связанный по рукам и ногам, безвольный, как бурдюк с водой. Остановиться бы, передохнуть, но я не знал, чем закончилась битва у телеги. Очень может быть, что меня ищут самые живучие искатели достатка, чтобы задать один-единственный вопрос: где сокровища Миргафура?
— Отпустите, начальник, — опять заканючил Салим. — Товарищ Надырматов… Артыкджан… Любимый родственник…
Я мечтал: вот притащу Салима в кабинет начальника милиции и скажу громким голосом: «Вот вам, Таджи Садыкович, живой факт. Оказал помощь советской власти, вступил на путь новой жизни. Сам попросился в милицию. Учит грамоту. Интересуется насчет классовой борьбы. Старается. Из кожи лезет… А по сути — все вранье!.. Что-то не так мы делаем, не то…»
— Отпустите, начальник, разрази вас аллах…
— Ты деда моего пытал. Ноги изуродовал, пальцы на руках…