— Лучше помолчи.

— Вой-вой! Вы виноваты во всем, товарищ начальник! Почему не били Салима? Почему не пинали? Плохо заставляли стать человеком… А теперь судить будут? Да? Товарищ Чугунов судить будет? К стенке поставит? Несчастная моя голова! Разрази аллах весь мир! Зачем мир без Салима? Плохой будет мир…

— Замолчи!

Я прислушался. Откуда-то сверху посыпались мелкие камни, прошибая плотную листву зарослей.

— Никогда не увижу волшебные картинки! — плакал Салим. Наверное, он имел в виду кино. — Не увижу большого города Ташкента! Не покатаюсь на шайтан-арбе! Горе мне! Разрази вас всех аллах…

Я пригрозил ему:

— Заткну рот колючей травой!

И он на время затих.

Теперь нужно было думать не о Мухаббат, не о прошедшем, а о настоящем. Но несчастная девочка не выходила из головы. И еще, конечно, я ни на миг не забывал о Коротышке. Он наверняка что-то должен предпринять, чтобы вернуть содержимое хурджунов. Но что именно? Может, это он пробирается где-то поверху, роняет на нас мелкие камни? Обгонит, устроит засаду в самом пакостном месте… Или он носится где-то между речками Кизылсу и Аксу, ищет хурджуны?

Правильно. Если он на самом деле такой умный, каким я его представляю, он должен сейчас искать именно там! А значит, нужно торопиться, чтобы опередить его.

Салим трудно ворочался, лежа поперек ослиного седла. Не выдержав тишины, опять заканючил:

— Салим любит советскую власть… Отпустите Салима, начальник. Миргафура вместе ловить будем, басмачей ловить будем…

— Уже слышали такие песни. И от Додхо-саркарды, и от Кадыра-байбачи.

— Нет, нет! Салим совсем другой человек, Салим любит советскую власть. Она самая хорошая…

Он так искренне убеждал меня в своих чувствах к новому миру, что во мне зашевелилось сомнение: а не зря ли я его зачислил в навеки проклятые и пропащие для рабоче-крестьянского дела?

— Ладно, Салим. Ты болтаешь и болтаешь без умолку, у тебя, видно, много сил осталось. Так почему ты едешь, а не я, усталый и измученный?

Освободив ноги Салима от пут, я заставил его шагать пешком, а сам сел на осла. Сверху над нами нависли бесформенные глыбы скал и замерли на всем бегу реки из каменной мелочи и крупных обломков горных пород. Кое-где из мешанины глыб торчали искромсанные камнепадом стволы деревьев. Во мне все напряглось, ведь Коротышка может спустить на нас лавину, если ему взбредет это в голову! И мне стало чудиться: вот он! Замер на фоне темнеющего неба!

Подпирает плечом вагу и ждет удобного момента. И вот-вот откликнется многократным эхом устрашающий бас:

— Где хурджуны? Или я столкну на тебя горы!