Пригласили хозотрядника Санько. Он рассказал, как я покушался на его жизнь с помощью двери, как хитростью и коварством принудил конвоира Емельянова вывести Коротышку во двор. Симпатичный дюжий семейный человек в хромовых начищенных сапогах и в добротной офицерской гимнастерке. На него приятно было любоваться со стороны. Вот только пережимал он с фактами. Почему?

Товарищ Чугунов не спеша кивнул.

— Тебе слово, Надырматов. Только по второму вопросу, понял?

— Понял, Иван Макарыч.

Я опять встал со скамьи, расправил гимнастерку. Вроде бы все дыры зашил, но палец нашел-таки, куда проткнуться. И где люди достают новехонькие гимнастерки, имея на руках жен, тещ и обозы с детьми?

— Слушал я, дорогие товарищи трибунальцы, хозотрядника Санько и удивлялся. Получается, будто мы с Коротышкой были не разлей вода? Друг без друга долго жить не могли? Вот и напрягаюсь изо всей мочи: как это понять? Может, товарищ Санько решил отомстить за шишку на лбу? Так всегда же он был свойским парнягой, кровной местью не баловался. Может, вы что-нибудь понимаете, товарищи трибунальцы? Цена-то за шишку получается непомерная!

— Чего тут понимать, когда Коротышку выручил? — Хозотрядник слегка волновался, покашливал в кулак. — Как ни крути — выручил. Сговорились, однако. Может, бандит чего-нибудь пообещал? Ты бы сразу признавался, Надырматов.

— Да, братишка, нечего барахтаться и пузыри пускать. Груз большой на подметках, не выплывешь. Повинись, братишка. С кем не бывает? А мы тут разберемся.

— Кроме первого пункта, не в чем больше виниться. Я бы с радостью, товарищи… Честное слово.

Товарищ Хуснутдинов утерся внутренней стороной тюбетейки, с состраданием посмотрел на меня.

— Хоп, хоп. Оставим второй пункт. Он не самый главный. Надо разговаривать про третий пункт. Почему ты сначала не захотел жениться на дочке Абдураима Курбанова, а потом захотел?

— По третьему пункту я не буду объяснять.

Тяжелые брови товарища Чугунова удивленно поднялись.

— Почему?

— Дело-то с женщиной связано, не хочется ее приплетать.

— Хоп, — сказал торопливо товарищ Хуснутдинов. — А по четвертому пункту? Будешь объяснять?

— Про побоище? Но, дорогие товарищи трибунальцы, ведь тут все должно быть понятно!

— Пока понятно одно, — сказал товарищ Чугунов. — Твоя выдумка привела к беде. Мог бы обойтись без камней в хурджунах и гонок на казенных лошадях? Мог. К примеру, спрятался бы где-нибудь, послал бы в город за выручкой. Да мало ли было возможностей не допустить кровопролития?

— Если бы я сидел сложа руки и ничего не выдумывал, то ничего бы не случилось? Да? Так ведь нарыв прорвался, товарищи трибунальцы! Не ушел в глубину, не затаился, а брызнул с кровью и гноем! За это меня — к ногтю?