— Выйди за дверь, там побудь, — сказал он устало.

Я сидел на кирпичных ступенях крыльца, вокруг столпились мои друзья. Глухо бубнили их голоса, ярко светило солнце, было, по-видимому, очень жарко, а я, как ушибленный, ничего не видел, не слышал. Но запахло свежими лепешками, и мой мозг будто сквозняком продуло — я увидел своего деда. Он суетился, предлагал мне и моим друзьям поесть лепешек, покуда горячие.

— Чаю бы, — сказал я.

Кешка Софронов побежал к обеденному навесу за чаем, но тут меня позвали в судебный зал. Женщина торопливо и сбивчиво зачитала приговор: я приговариваюсь к высшей мере социальной защиты, причем единогласно.

Двое пожилых прокуренных солдат повели меня куда-то под руки. Я опомнился, оттолкнул их и бросился к столу.

— За что?!

Товарищ Чугунов, терпеливо и явно жалея меня, принялся разъяснять:

— Тебе же зачитали… За провокационные действия во вред советской власти… За сокрытие огромной ценности, принадлежащей трудовому народу… Ты же знаком с Инструкцией от 17 декабря 1917 года? Там же точно определено, кого надо считать врагом народа.

— Старая инструкция! Старая! В России уже не расстреливают!

— Хватит, Надырматов. В связи с осадным положением…

Меня увели за конюшню к ДУВАЛУ СПРАВЕДЛИВОСТИ — глинобитному старому забору, изрытому пулями. Командир пехотного взвода (бесстрастное скуластое лицо, свежеподрубленные баки и усики) начал завязывать мне глаза поясным платком.

— Не надо! Не завязывай! — У меня дрожал подбородок, поэтому голос мой был жалкий, противный. Не мой был голос! И тут меня захлестнула едкая обида. Слезы потекли, в носу защипало.

— Убери платок, товарищ…

Взводник после некоторых колебаний сложил платок и спрятал в карман галифе. На меня старался не смотреть.

— Есть последнее желание? Может, закуришь?

Почему никто не остановит, не заступится?!

Мои друзья и сослуживцы стояли у конюшни, ошарашенные, пришибленные…

Взвод солдат в строю, винтовки с примкнутыми штыками… Рослый взводник, блестящий козырек мятой фуражки… Они не должны видеть моих слез. Я пытался вытирать мокрые щеки плечом, то левым, то правым, руки-то были связаны. Потом приспособился: промокнул лицо о глину дувала. Хороший способ, рекомендую при необходимости.

— Так закуришь?

— Товарища Чугунова позови! Вот мое желание!