Беззубцев хмыкнул. — Для блаженного уж больно ты складно рассуждаешь, — заметил он. — Не скажу, что убедил ты меня, но, пожалуй, дам тебе возможность доказать свою верность. Поедете покуда с нами, там видно будет. Но ежели хоть малейший повод ты, или кто другой дадите заподозрить в чем — считай, покойники оба с конюхом твоим. Уразумел?

Ярослав кивнул. — А что с царевной? — спросил он. — Ей в Москву к отцу нужно — отпусти её.

Беззубцев осклабился. — Ты свою шкуру, считай, взаймы пока носишь, а уже торговаться вздумал?

Он глянул на Ирину.

— А тебе, девица, скажу так: либо едешь с нами и делаешь, что велят, либо хоть сей же час гуляй на все четыре стороны.

— То есть как? — опешила Ирина.

— А так, — Беззубцев зевнул. — Я ведь не солгал, царевна, когда говорил, что услугу тебе оказали. Беспокойно в Москве со дня на день будет, очень беспокойно. И лучше бы тебе в такое время от нее подальше оказаться. Про отца — забудь. Не жилец он — его не спасешь, и себя погубишь.

Ирина, побледнев, переглянулась с Ярославом. Оба подумали про оставшегося при царе Когана.

Ярослав искренне молился про себя, чтобы слова Беззубцева были блефом, но тот выглядел серьезным.

— В любом случае, — продолжил он, — возиться с тобой мне нынче недосуг, так что либо на Путивль с нами поедешь, либо сама пешком до Москвы топай. Если дойдешь, конечно — места-то глухие, а времена — смутные.

Видя отразившееся на лице Ирины смятение, он довольно усмехнулся.

— То-то. А сейчас — собираться, рассиживаться нам некогда — по твоим следам, царевна, скоро много желающих будет прогуляться. Так что, на коней — и в дорогу.

Ярослав едва не застонал, представив очередные часы тряски верхом.

Однако, прежде чем кто-либо успел что-то вымолвить, женщина у дверей, за все время не проронившая ни звука, стремительно шагнула в центр избы, перегородив дорогу Ирине.

— Так не пойдет, — процедила она сквозь зубы, выхватывая из-за пояса нож с широким лезвием.

Далее события для Ярослава происходили словно в замедленной съемке — вот взметнулась рука с ножом, женщина хватает Ирину за косу, та кричит…

Нож сверкнул в темноте. Женщина отошла от Ирины, сжимая в руке отрезанную черную косу.

Ирина растерянно коснулась обрубленных волос и с бессильной яростью уставилась на называвшую себя поленицей.

— Она что, сумасшедшая?!

— Права поленица, — вздохнул Беззубцев. — В таких нарядах, да с этакой косищей тебя враз признать могут — народ нынче ушлый, а на постоялых дворах — каждую мелочь подмечают. Так что быть тебе, скажем…