— Это чем же, интересно? — взвилась Ирина. — Напали из-за угла, перебили охрану, мешок вонючий на голову накинули…

— Насчет мешка — это ты зря, царевна, — заметил одноглазый. — Чистый мешок-то был…

— Себе на башку его напяль! — огрызнулась Ирина. Она выпрямилась во весь рост, глаза её гневно сверкали. — Вы что, совсем ополоумели?! Вас поймают и колесуют всех! Я — царская дочь! Немедленно отпустите нас!

Беззубцев хохотнул. — Поймают, говоришь? Ну-ну. Поумерь пыл, девица — ты не в царских палатах ныне.

Он посерьёзнел. — А теперь знать хочу — за каким лядом вы меня вытащить из острога вздумали? Ты, например, — он кивнул на Ярослава, — откуда вообще взялся? Сначала в подземный ход за мной увязался, из-за тебя, опять же, стрельцы меня схватили, а теперь, вот, спасать пришел? Как ты вместо тюрьмы в царские палаты попал? Зачем в Путивль рвешься? Времени у меня в обрез, так что ежели начистоту все сейчас выложишь, про то, как Годунов тебя нанял да следить за мной приставил, то порешим тебя быстро и без мучений. А иначе — поверь, я не хуже симеоновых умельцев пытать умею.

Ярослав лихорадочно соображал. Сказать правду? Все равно не поверит. Любой легенде — тоже.

Муха кашлянул.

— Ты, Юшка, погоди грех на душу брать. Не из Симеоновых людей попутчик твой непрошеный, это я тебе точно скажу. И вообще — не из местных…

Он метнул на Ярослава странный взгляд.

— Блаженный он, вроде как. Андрейка, юродивый, его за своего признал, и тем от дыбы избавил. Оттого и царевна к нему расположение имеет, потому как благочестива и сердцем чиста. Третьего дня его у разбойников Ляпунов отбил, вместе с царевной и дохтуром свейским, у него же он в услужении был. Вон, Афоня тебе подтвердит.

— То правда чистая, — закивал одноглазый. — Истинный крест!

— Ну, положим, — Беззубцев нахмурился. — А от меня-то чего ему надобно?

— Так он же у Шуйского в аккурат в то время был, когда стрельцы нагрянули, — пояснил Муха. — Вот вместе с тобой и убёг.

— Убёг, — проворчал Беззубцев. — Как же… Ну и зачем тебе в Путивль, блаженный?

— К Димитрию на службу поступить хочу, — сказал Ярослав. — Говорят, он подлинный царевич.

— Говорят? А сам-то как думаешь?

— Не знаю, — искренне признался Ярослав. — Вот, посмотрю, тогда и пойму.

— А уверен, что посмотришь-то? — опять сощурился Беззубцев. — Блаженный ты, иль нет, а все одно мне покамест милее тебя тут в овражке оставить.

— Попробуй только! — с вызовом произнесла Ирина.

— Решать, конечно, тебе, — осторожно сказал Ярослав. — Только пока вреда тебе от нас не было — в подземелье, правда, стрельцов на тебя навел, признаю. Но то нечаянно получилось. Крест твой я сохранил, и вину перед тобой загладил. И, кстати, как нога?