Я посмотрел на часы и мы снова пустились в путь — время назначенного отплытия близилось. В дороге мы снова обратились к планам на будущее.

— Когда я здесь закончу все дела, — сказал я, — думаю на какое-то время перебраться в Голландию, подучиться в Лейденском университете. Что ты на это скажешь? Сможет ли офицер Полка Королевских шотландцев Франции взять отпуск и пересечь границу, чтобы навестить скромного лейденского студента?

— Ещё бы, конечно сможет! Видишь ли, я в хороших отношениях с моим полковником, графом Драммонд-Мельфортом, и — что ещё важнее! — мой двоюродный брат, подполковник, служит в полку голландских шотландцев. Ничего не может быть проще, как получить отпуск, чтобы навестить подполковника Стюарта из Халькета. Граф Мельфорт, очень учёный человек, пишущий книги, как Цезарь, без сомнения будет очень рад воспользоваться моими наблюдениями.

— Разве граф Мельфорт писатель? — спросил я. Хоть Алан выше всего ставил воинов, но я лично всегда предпочитал тех, кто пишет книги, наверное потому, что сам этим талантом был обделён.

— Да, Дэвид, — сказал он. — Можно было бы заметить, что полковник должен был бы найти себе более приличное занятие. Но могу ли я осуждать его, когда и сам сочиняю песни?

— Хорошо! — заметил я. — Теперь тебе осталось только дать мне адрес, куда писать для тебя во Францию. А как только я попаду в Лейден, я пришлю тебе свой.

— Лучше всего писать мне на имя моего вождя, — сказал он, — Чарльза Стюарта Ардшила, эсквайра, в город Мелон, в Иль-де-Франс. Рано ли, поздно ли, но твоё письмо в конце концов непременно попадет в мои руки…

В Массельборо, где мы завтракали жареной треской, меня чрезвычайно позабавили разговоры Алана. Его шерстяной плащ и вязаные гетры в это тёплое утро привлекали к себе внимание, и, может быть, было действительно разумно объяснить посторонним, почему он так тепло не по погоде одет. Алан принялся за это дело крайне ретиво. Он болтал с хозяйкой дома, хвалил её способ изготовления трески, потом всё время жаловался на простуженный живот и с серьёзным видом рассказал о всех симптомах своей болезни. После этого он с большим интересом выслушал все советы, которые дала ему трактирщица.

Мы покинули Массельборо до того, как туда пришел дилижанс из Эдинбурга, так как, по словам Алана, нам следовало избегать подобной встречи. Ветер, хотя и сильный, был очень тёплый, солнце пригревало, и Алан в своём костюме страдал от жары. После Престонпанса мы свернули на Глэдсмьюрское поле, где он гораздо подробнее, чем требовалось, стал мне описывать сражение, происходившее на этом поле. Отсюда прежним быстрым шагом мы пошли в Кокензи. Хотя здесь и сооружались рыбачьи снасти для ловли сельдей, всё же это был пустынный, отживающий свой век полуразрушенный городок. Но местная пивная отличалась чистотой, и Алан, сильно разгорячившись, все-таки выпил бутылку эля и снова рассказал местной хозяйке старую историю о своём простуженном животе, только теперь симптомы его болезни были совсем иные.