— Ладно. Но не уйдешь, точно тебе говорю, — бормотал офицер, пятясь к двери. Нащупал засов, срывающимся голосом призвал к себе подчиненных. Гаолян неспешно ковылял за ними…

Ступени, холод, качается фонарь промерзшей луны, кутают его лохмы октябрьских облаков. Выстроилась под неширокой лестницей короткая цепочка врагов, грозят штыками и фланговым одиноким стволом "нагана". Больше не пятятся, некуда пятиться недоделанным офицерикам, у них тоже честь, незамаранная, свеженькая, чистенькая, девственная.

— Стой, стрелять будем!

— Ой ли? — ухмыльнулся Гаолян, видя, что стрелять они вовсе не готовы. — Слышь, вашбродь, ты мой совет-то помни.

Подпоручик открыл рот, закрыл. Ишь, карась.

Было холодно, осень лезла под одежду, выстужала. Только браунинги, так и не снятые с предохранителей, грели руки. Ненастная пора, очей очарованье, как говаривал один стрельнутый из пистолета. Холодно. В траншеях на Высокой было жарко, а казематах Электрического утеса потом обливались, а нынче…

Офицерик сурово сдвинул бровки, снова открыл рот. Сейчас глупость брякнет.

Гаолян раздраженно стукнул деревяшкой о ступень и бросил свое тело вперед. На штыки. С удовлетворением услышал, как хрустят четырехгранные длинные жала, входя в плоть — расчет бывшего артиллериста и столяра не подвел. Боли почти и не было…

* * *

— Он сам. Прямо на штыки, — бормотал подпоручик. — Оступился, полагаю. Он же нетрезв был.

— Да, случается, — согласилась товарищ Островитянская, оглядывая вытянувшееся на столе приемного покоя тело. Оборотень поскребла ногтем деревяшку протеза покойника и вздохнула: — Трагическое стечение обстоятельств. Опыта нам не хватает. И нам, и вам. Увы-увы. Господин штабс-капитан, прикажите посту сниматься. Тут нам делать больше нечего. Да, подпоручик, вы пистолеты трогали?

— Никак нет. Где упали, там и лежат. Я часового поставил. Больничный персонал набежал, ну и… Браунинги ведь очень веское доказательства.

— Очень верная мысль. Товарищ Екатерина, приобщите оружие к делу.

Следственная группа уселась в "лорин".

— Надо думать, это действительно очень похоже на самоубийство? — угнетенно спросил Лисицын.

— Вопрос к делу не относящийся и вообще не нашей компетенции, — проворчала оборотень. — По-крайней мере, Общий орготдел претензий господам юнкерам выдвигать не собирается. Ты как думаешь, а, Федор?

— Чего уж там. Они сами перепугались, — махнул рукой анархист. — Но нужно признать, товарищи, концы нам надежно обрубили.

— Некоторые зацепки имеются, — возразила оборотень. — Явка их связников — это раз. Нужно туда пусть и с опозданием, но наведаться. Крючок номер два — сведенья, любезно переданные нам гражданином Шамонитом-Гариным. Их нужно еще раз проанализировать, без спешки и суеты.