Старухе пришлось согласиться, и оставшийся путь до Риги я проделал в компании дам. Правда, Мария Констанция недовольно косилась на меня, но я вел себя паинькой и развлекал ее и племянницу рассказами о шведском дворе. В эти времена для провинциальных дворян нет ничего более захватывающего, чем повествования о придворной жизни. Так что старая грымза и ее подопечная скоро сменили гнев на милость и жадно слушали небылицы, которые я им плел. Так продолжалось почти до ночи, когда я объявил дамам о необходимости сделать привал.
– Но до Риги осталось всего ничего!.. – попробовала возразить Мария Констанция.
– Да, но ворота, скорее всего, будут закрыты, а ваш герб на карете не столь заметен. Давайте заночуем здесь, вы в карете, а я со своими людьми буду охранять ваш сон. На рассвете мы продолжим движение и вскоре будем в городе. Поскольку казни обычно бывают по утрам, это зрелище мы не пропустим.
– Сказать по правде, я ужасно проголодалась, – жалобно глядя на меня, проговорила Регина Аделаида, – а припасы, которые мы взяли с собой, закончились.
– Ну это дело поправимое, – улыбнулся я.
На самом деле я предвидел такой поворот и велел Михальскому озаботиться пропитанием для наших новых спутниц. Все же вяленая конина и сухари, которыми питали свои силы мы, не слишком подходили для дам. Так что едва мы остановились, как казаки развели костер и установили на него котелок, в котором варилась украденная где-то по дороге курица. Слава богу, она была не слишком стара, и скоро я имел удовольствие наблюдать, как очаровательная Регина Аделаида грызет куриное крылышко своими крепкими беличьими зубками. Ее тетушка тоже воздала должное невинно убиенной птице, и вскоре от несчастной пеструшки ничего не осталось. На десерт я предложил дамам вина из походной фляжки. Девушка, проявив похвальное благоразумие, отказалась, ограничившись родниковой водой. А вот Мария Констанция с удовольствием продегустировала продукцию рейнских виноградарей, и вскоре я пожелал своим спутницам спокойной ночи.
– Ты чего это затеял, государь?.. – спросил меня Никита, настороженно поглядывая на карету.
– Случай больно удобный, – улыбнулся я, – да еще про знакомца старого услыхал. Должок у меня к нему, грех не вернуть, если оказия подвернулась.
– Ты же сказывал, что к родне собирался?
– Да эта родня жила без меня столько лет, глядишь, и еще потерпят, а Рига – кусок знатный!
– Да на кой черт она тебе нужна, эта Рига! Нет, город, конечно, хороший, но ведь даже если возьмем, потом же не удержать. Пограбить разве.
– Понимаешь, Никита, меня беспокоит восстание в Тихвине. Точнее, то, что там убили шведских солдат и чиновников. Густав Адольф ведь еще мальчишка и потому идеалист. Он непременно потребует наказать виновных, и у меня не будет причин ему отказать. А я не хочу отдавать русских людей на расправу только потому, что они не хотят видеть иноземных солдат на своей земле. В данной ситуации они правы, но мне никак не объяснить это шведскому королю. Так что есть только один выход – дать ему другую игрушку, чтобы он забыл о Тихвине. И Рига в этом смысле идеальна! Ее даже можно без проблем обменять на Новгород, на это даже Оксеншерна согласится без раздумий. Может быть, даже на Корелу.