– Отпустили Шорина, – поспешил успокоить меня дьяк.

– А имали за что?! Шпионаж пришить хотели, гэбэшники драные?

– Да какой там «шпинаж», – поморщился давно привыкший к моим мудреным выражениям Клим. – Шелком-то государева казна торгует, вот и почудился ярыгам убыток твоему величеству. Ну и соседи от зависти наклепали, не без того. Одно к одному, вот и завертелось.

– А мне почему не доложили?

– А вот это ты, надежа, у боярина Никиты Ивановича Романова спроси. Он Земским приказом ведает. Да и невелико дело, если подумать, чтоб из-за него царя лишний раз тревожить.

– Царя?! – раззявил рот Антип и тут же повалился на палубу посольского корабля. – Не вели казнить, великий государь!!!

– Цыц! – прервал я его причитания. – Лучше скажи, почему за море торговать не ходите?

– Так ить, государь, – развел руками кормщик, – кораблей-то у нас толковых и нет. Мы и к свеям-то все больше по зимнику обозы гоняем, а не морем ходим. А ежели иноземные ладьи подряжать, так цену дерут такую, что и разориться недолго.

– Фрахт дорогой?

– Он, проклятущий!

– А что же добрых кораблей не строите?

– Так ведь ты сам и запретил нам это! – изумился Антип.

– Когда?

– Когда мирный договор в Стокгольме с Густавом Адольфом подписывал, – пояснил Рюмин.

– Погоди-ка, там только на военные суда запрет был!

– Долго ли пушки поставить? – махнул рукой дьяк. – И шведы сторожатся, и наши не решаются.

– Вот же, мать его…! – заковыристо выругался я.

– Не вели казнить! – снова грохнулся на пол кормщик, принявший вспышку гнева на свой счет.

– Ступай, человече, – велел Антипу молчавший до той поры отец Мелентий, затем, дождавшись, когда тот уйдет, обернулся ко мне: – Не сквернословь, государь, коли по святым местам путешествуешь.

– Да какие там святые места! – отмахнулся я от духовника. – Тут зла не хватает: за что ни возьмусь, все через одно место! Сколько годов бьюсь, а любой подьячий может так переиначить – черт знает что получится!