У того бурного вечера была, к тому же, и своя предыстория. Сказать, что в Анничковом дворце были раздосадованы итогами сентябрьской миссии Коковцева в Берлине, это значит ничего не сказать. Но подобные эмоции витали также и во дворцах многих Великих князей. В первую очередь Владимира Александровича, Сергея Михайловича и Николая Николаевича-младшего. И, откровенно говоря, наших германофобов понять было можно.

Прибывший в Берлин 8-го сентября российский министр финансов был, беспецедентный случай (!), лично встречен на вокзале германским Императором и Имперским канцлером. Уже на следующий день в Потсдаме, в связи с открытием, по решению кайзера, свободного доступа российским ценным бумагам на финансовый рынок Германии, Коковцовым было заключено соглашение по 4,5 % займу у группы германских банков на 200 млн рублей с погашением в 1919- 24 годах. Причем было условлено, что большая часть этих средств будет использована на приобретение в Германии промышленной продукции и технологического оборудования, что активно не нравилось всем сановным лоббистам французского и британского капиталов в российской столице.

Такое решение кайзера Вильгельма II в ситуации, когда подписание нового Торгового соглашения с Россией еще не состоялось, и каким оно будет, непосвещенным в итоги встречи двух императоров у Готланда можно было строить только догадки, всколыхнуло в германской прессе бурную дискуссию. Тем паче, что при участии Коковцова в течение недели в Берлине был подписан ряд соглашений о намерениях и контрактов на поставку в Россию немецкими фирмами станков и оборудования для экономических проектов в энергетике, на транспорте, в сельском хозяйстве, угледобыче, а так же для металлургической, химической и оборонной промышленности. Причем кроме общих фраз в газеты просочилась и конкретная информация о том, что планируется масштабное переоснащение Круппом броневого, артиллерийского и снарядного производств на Обуховском, Ижорском, Путиловском и Златоустовском заводах…

Прибыв в Аничков, Николай без удивления увидел перед собой не только матушку, но и дядьев — Владимира Александровича и Николая Николаевича — Николашу. Предчувствия его не обманули. И будь он «прежним», полагающимся скорее на молитву, чем на собственные убеждения, больше плывущим по течению и не желающим ради своих целей вступать в конфронтации с ближайшей родней, как знать, может быть главный итог отказа Николая в нашей истории от заключенного с кайзером Бьеркского соглашения — внутреннее отвращение и презрение к нему со стороны Вильгельма как к клятвопреступнику — был бы явлен миру годом раньше. Но здесь и сейчас перед разъяренной родней стоял уже другой Николай. Знающий чем рискует и как Государь, и как человек. И потому — готовый к схватке.