- Куды мне, барышня, - едва не плакал тот, - ить я плотник! Таперича только на паперть.

- Зачем же так, - попыталась утешить она его, но не находила слов.

В самом деле, что знала она, росшая с детства в золоченой клетке о жизни простых людей? Прежде она видела их только в виде слуг, или приказчиков в модных магазинах, дворников или извозчиков. Что они делают, чем живут?

- Шли бы вы отседа, барынька, - прохрипел с соседней койки, старослужащий унтер, с простреленной грудью.

- Зачем вы так? – тихо спросила Люсия. – К тому же вам нельзя говорить.

- Ишь ты, на вы, как благородного, - осклабился тот.

Внутри него, с каждым словом и впрямь что-то булькало, на губах пузырилась кровь, но он все равно не унимался, все время повышая голос.

- Пожалеть нас пришла? Чистенькая да гладкая. Вот и шла бы к офицерам, они тебя, глядишь, и приголубили . А здесь ты зачем?! Мы тут мужики темные да грубые, неча нас жалеть!

- Чего ты расходился? – мрачно спросил другой его сосед. – Барышня по христианскому милосердию желает нам помощь оказать, а ты косоротишься!

- А мне теперь все можно! Помираю я! Может всю жизнь мечтал обсказать, а теперь некому акромя ее…

- Псом ты цепным всю жизнь был, - перебил его сосед. – Житья от тебя нашему брату не было. Не смог жить, так хоть уйди как человек!

Обессилевший унтер затих на своем ложе, прикрыв глаза. Безногий солдат тоже успокоился и Люсия растерянно поднялась.

- Спасибо, - тихо шепнула она заступившемуся за нее раненому.

- Не за что, барышня, - спокойно отвечал тот. – Только вы бы и впрямь шли на воздух. Вон бледная какая, в гроб краше кладут. А мы тут уж как-нибудь сами.

В растерянности вышла она наружу и бессильно прислонилась к стене кибитки. Хотелось плакать от обиды и собственного бессилия, но не было слез. Только бесконечная печаль и усталость от всего происходящего. В самом деле, зачем она бросила все и поехала в эту забытую богом Тмутаракань? Разве для того, чтобы снова встретить его…

- Вот вы где, - счастливо улыбнулся Будищев. – А я искал вас... Что с вами, вам плохо?

- Дмитрий Николаевич, - всхлипнула она. – Увезите меня отсюда. Ради всего святого, хоть куда-нибудь! Я помню, вы говорили, что я не выдержу всей этой грязи и оказались правы. Осталось совсем чуть-чуть, но я больше не могу. Я старалась, я терпела, я превозмогала себя, но все…

- Мы уедем, - пообещал он девушке, обняв ее. – Далеко-далеко отсюда.

- Вы обещаете?