Издали скакавшие на нас повстанцы казались сплошной массой. По мере приближения начали распадаться на отдельные элементы. Угадав во мне командира, на меня скакал, судя по кольчуге и наизвесткованным волосам, уложенным в прическу «Взрыв на макаронной фабрике», уездный предводитель кельтов. Копье у него было длиннее и толще моей пики. При ударе от головы длина играет не такую важную роль, а вот толщина, вес — заметную. Вроде бы всего лишь на доли секунды медленнее поворачиваешь копье — и платишь за это слишком высокую цену. Мой нынешний Буцефал обучен при определенном ударе шпорами шарахаться вбок. Что сейчас и проделал, сместившись влево. Я оказался справа от летевшего на меня врага, и он не успел перенацелиться. Моя пика вошла ему в правую сторону груди, в район соска. Граненое острие порвало и раздвинуло кольца кольчуги, влезло на половину своей длины из-за того, что цель продолжала движение вперед. Напор был такой, что меня немного развернуло в седле. Поскольку у вождя повстанцев седла не было, слетел с коня, чуть не утянув с собой и мою пику. Пока выдергивал ее, на меня налетели слева двое. Это меня и спасло. Торопясь ударить первым, помешали друг другу. Оба копья я принял на щит, который не заскрежетал высоко и противно, как обычно, а загудел низко. Сперва я заколол ближнего, угадав ему в пах. Удар, видимо, был очень болезненный, потому что раненый, довольно молодой, безусый юнец распахнул в крике рот. Впрочем, его крик я не слышал. Слишком много рядом раздавалось громких звуков, слившихся в то, что я называю мелодией боя. Второму, проскочившему мимо меня, угодил, еле дотянувшись, в район поясницы. Затем успел подставить щит и отбить еще одно копье. И этот нападавший был юным и глупым. Нет бы ранить моего коня, так он продолжил наносить удары мне в голову и верхнюю часть туловища, постоянно попадая в щит, который я успевал подставлять. Кельты ценят лошадей, считают самым желанным трофеем, поэтому не убивают в бою. У меня монгольская выучка, согласно которой коня можно поменять, а жизнь нет, поэтому кольнул вражеского в нижнюю часть шеи. Жеребец вскинулся на дыбы от боли, сбросив всадника. Я добил юнца, лежавшего на спине с таким удивленным видом, словно впервые в жизни свалился с коня.

Справа от меня дела шли не очень хорошо. Враги, навалившись в большом количестве, потеснили моих людей. Растолкав лошадей без всадников, я протиснулся вправо, ударом в спину завалил мощного повстанца, который собирался проткнуть кого-то из моих подчиненных, лицо которого было залито кровью. Наверное, кровь мешала разглядеть врага, поэтому щитом закрывался, но не бил в ответ. Дальше помог Гленну, который отбивался сразу от двоих. Оба были не намного старше него и без шлемов, с наизвесткованными волосами, уложенными в подобие волнистого ирокеза. Подозреваю, что старые опытные бойцы, помнившие, что такое римская армия, остались дома дожидаться, кто победит, а к Верцингеторигу присоединились молокососы, мечтающие о военных подвигах. Что ж, сейчас произойдет естественный отбор, безмозглые отсеются. Ближнему я всадил пику в голову возле правого уха. Как ни странно, мозги у него были: красновато-серая масса вылезла из расколотой черепной коробки. Значит, соображали плохо. До дальнего еле дотянулся, поэтому уколол в правое бедро. Этого хватило, чтобы юный повстанец позабыл о Гленне, попытался повернуть коня в мою сторону. Видимо, захотел отомстить. В это момент мой воспитанник и всадил ему пику в спину.